Протасу тоже стало интересно, почему покупатели остались. Он перестал раскачиваться и с интересом уставился на юношу.
Терпкий медвежий дух, смешавшийся с запахом дыма от костра, давил на Роксану. Ни единый мускул не дрогнул на лице великана, когда он услышал цену. И по тому, как он по-хозяйски оценивающе на нее смотрел, она уже видела себя в юрте, опоенной зельем, лежащей нагой на медвежьих шкурах.
— Один, — по-веррийски сказал великан голосом, подобным звону колокола. — Золотой.
Алчным огнем полыхнули глаза Протаса и Роксана поняла: он все-таки намерен ее продать, только подороже.
— Три золотых, — медленно произнес Протас, смакуя слова на слух. — И торга не будет. Я имею в виду ее. Степняков не хотите посмотреть?
Великан развернулся и через двор пошел к воротам. Юноша семенил за ним, еще не теряя надежды что-то ему доказать.
— Я же обещал тебе, — подмигнул Роксане Протас, — что найду достойного покупателя. Этот слишком хорош для тебя. К тому же, — он доверительно подался к прутьям, — юнец-то, видать, без ума от тебя. Волосы ему твои понравились, все отцу нахваливал. Не расстраивайся, я тебе другого найду, поздоровее…
— Чистый зверь, — сокрушенно прошептала Ириния, провожая Протаса глазами. — А ты говоришь — кочевники. От них бы такое услышала — и слова бы не сказала. Но свои, веррийцы…
Роксана была уверена, что никогда больше не увидит живописную парочку северян. Каково же было ее удивление, когда на следующий день рано поутру явились они, да не одни, а втроем со старцем.
Странная процессия, во главе с заспанным Протасом, направилась прямиком к клетке, в которой сидела Роксана.
— Шаман, — задохнулась Ириния и ее будто ветром сдуло вглубь повозки. Оттуда, затаившись среди таких же испуганных девушек, она с опаской бросала короткие взгляды на старика.
Роксана с интересом рассматривала согбенную фигуру, увешанную лентами и разноцветными лоскутами. Старческие, в темных пятнах руки сжимали сучковатую палку, окованную железом. В мохнатых бровях прятались глаза.
Старик прошамкал что-то, тыча пальцем вглубь повозки.
— Шаман спрашивает, — быстро перевел юноша, — что среди женщин делает мужчина? Или это женщина и он по старости ошибся?
— Это? — Протас перевел взгляд на Леона: тот равнодушно, не обращая ни на кого внимания, сидел у прутьев, прижав к груди колени. — Это так. Ни то, ни другое, — отмахнулся Протас.
Но юноша продолжал допытываться.
— Так не бывает. Шаман интересуется, можно ли его использовать как женщину или как мужчину?
— В каком смысле? — В глазах у Протаса зажегся похотливый огонек.
— Только в одном, — юноша не стал в угоду торговцу поддерживать скользкую тему, — как он будет работать?
— Так и работать будет также: как ни то и ни другое. Поэтому и прошу за него, как за девок.
— Три золотых? — усмехнулся юноша.
Протас отрицательно покачал головой.
— Три золотых — только за нее. За остальных как положено, по тридцать серебрянок за рабыню. Парень тоже столько стоит. Только поторопитесь. Три золотых — это было вчера. Сегодня я за четыре сговорился, покупатель после вас придет.
Юноша быстро взглянул на Протаса и отвернулся.
Меж тем шаман, тяжело опираясь на палку, подошел к повозке. Роксана за время короткого разговора не двинулась с места: как сидела у прутьев, так и осталась сидеть — шаман не произвел на нее впечатления. Вместо грозного старика, накоротке общающегося с потусторонним миром, они видела перед собой огородное чучело, увешанное тем, что осталось от одежды, вышедшей из употребления по причине крайней ветхости.
Старик сжал пальцами прутья и глаза их встретились. Осторожный как у шакала взгляд проник Роксане в душу. Холодный ветер севера остудил сердце. Ей вдруг захотелось придвинуться ближе к прутьям, чтобы не дай Свет, не упустить драгоценный как влага в жаркий день взгляд старца. Сердце гулко стучало, пуская кровь по новому кругу. Казалось, единственное, что поддерживало жизнь — нить, что связала их с шаманом, именно через нее вливалась та сила, что заставляла сердце биться.
Век бы так сидела, ловя отблеск природной силы, что исходила от старца, только перед глазами одна за другой встали страшные картины будущей жизни: дни, лишенные живительных лучей Гелиона, ночи, где свирепствует северный ветер, несущий снежную пыль, дым от костра, разъедающий глаза. И среди этого кошмара, лишенного света, русоволосая девушка — безропотно выполняющая любую прихоть шамана.