– Да-да-да, тут все сложнее, – наконец, сказал колдун. Он подошел к ней и сел рядом. Босые ступни с грязными, давно не стрижеными ногтями вытянулись вперед. – Дай руку, – приказал он, и не дожидаясь ответной реакции, насильно взял ее за руку, заставив коротко зашипеть от боли. – Пройдет.
Некоторое время они сидели молча, слушая, как в вышине башни завывает ветер.
– Тебе тоже, как остальным, нужно подтверждение, что я колдун, или обойдешься? – буднично спросил парень.
– Не обойдусь.
– Понятно. Зовут тебя как?
– А тебя?
Он хрюкнул от удовольствия.
– Согласен. Обойдемся без имен. Ты называй меня колдун, а я тебя… девушкой буду называть. Тем более, что это недалеко от истины. От обычной истины, и не надо тут кривиться, – он продолжал держать ее за руку. – Так зачем тебе нужна еще одна мать? – он переждал, пока ее рука дернется, но отпускать не спешил. Тепло от его руки согревало до самого сердца. – Некоторым и одной-то матери во как хватает, – он коротко резанул себя ребром ладони по горлу. – А ты вторую ищешь. Позволь спросить тебя, как воспитанный человек воспитанного человека… на хрена?
– Я дала клятву.
– Кому? Кошке? – он высокомерно скосил на нее глаза.
– Матери.
– Вот именно – матери. Так на хрена тебе еще одна? Тем более, когда тебе и самой осталось жить-то всего ничего.
От неожиданного заявления она хотела вскочить, но он не позволил. Извернулся, встал на четвереньки и нажал ей коленом на бедро, пригвоздив к месту.
– Это она гонит тебя в Белый город? – светлые глаза смотрели на Донату в упор, и в них не было ничего человеческого. – Она… Тебе не справиться с ней. В Белом городе она покинет тебя… вернее, то, что от тебя останется. А после нее от тебя останутся кожа да кости. Нет, пожалуй, и костей не останется. Одна кожа.
– Твое-то какое дело, если даже так? – обозлилась она, стараясь отодвинуться от его лица.
– Мое-мое-мое… Мое дело? А дело в том, что незачем тебе тащиться в Белый город. Я могу сделать все здесь, – он кивнул в сторону плахи с железными кольцами. – Только ты останешься жива. Вот и вся разница.
Она позволила себе пренебрежительную усмешку.
– И я должна тебе верить? Все колдуны наверняка вруны.
– Ой-ой-ой. Какой знаток колдунов тут у меня завелся! Что ты, вошь болотная, можешь о колдунах знать? Ты! – он горячо заговорил, брызгая слюной. – Раньше нас называли – Повелители демонов! Понятно тебе, бестолочь?!
– Допустим, я даже поверю тебе! – она тоже закричала. – Что ты попросишь за это?
– Ничего не попрошу! Я возьму ее у тебя осторожно, как берут младенца у матери. Она останется со мной, а ты пойдешь на хрен… к своей матери! Тебе понятно? Я возьму ее у тебя!
– Ты хоть представляешь, о ком говоришь?
– Она, – он мечтательно закатил глаза и снова сел рядом. – Она – черное совершенство. Черное творенье в белой женщине… Обожаю прямолинейные вещи. Никаких полутонов. Черная как ночь… Ну, да – куда ночи до нее! Неужто ты подумала, что она оставит тебя в живых, когда вырвется на свободу? – он пожал плечами. – Зачем? Зачем ей тратить на тебя силы? Знаешь, кто ты для нее?
– А ты?
– Я умею с ними управляться.
– Я спрашиваю, как я могу быть уверена в том, что ты оставишь меня в живых?
– А мне ты ни к чему. Это как прерывание беременности, слышала о таком? Без повитухи – вряд ли выживешь. А тут я буду твоей, – он хохотнул, – повитухой. В Белом городе помочь тебе будет некому.
– Зачем она тебе?
– Это уж мое дело. К тому же, тебя вряд ли на самом деле волнует этот вопрос.
– Ты прав, – вздохнула она. – Мне это не интересно.
– Соглашайся. Все равно у тебя выхода нет. Она порвет тебя в Белом городе, когда выходить будет, и даже спасибо не скажет. Управлять нашим черным совершенством ты все равно не умеешь. Что толку, что носишь ее в себе? Решайся сейчас. У тебя никогда не будет второго шанса. Она погонит тебя в Белый город. О… Ты еще не видела, на что она способна. Отдай ее мне. Я уж как-нибудь с одним демоном разберусь. А то еще… Вполне может так случиться, что облаву на тебя в Гранде начнут, как на демонское отродье. Только здесь люди проворнее, чем деревенские увальни. Поймают… И сгорит на огне такой прекрасный экземпляр… Я не о тебе. Хотя ты сгоришь в первую очередь.
– Я согласна, – скрипнув зубами, согласилась она. – Сделай это быстрее.
– Загвоздочка, – в тон ей ответил колдун. – Сегодня не время. Я должен подготовиться. Приходи завтра. Одна. Я все сделаю. Улетишь от меня на крылышках от радости…
– Где моя настоящая мать?
– Вот завтра все и узнаешь. Должен я, в конце концов, иметь какие-то гарантии. А то весь день готовиться буду, а ты не придешь. Завтра. Я жду тебя в это же время.
– Я приду.
– Не сомневаюсь, – хохотнул он напоследок.
3
– Понравилось? – Ладимир сузил карие глаза и шумно поставил кружку с пивом на стол. Не первую за вечер. Так он с лихвой искупал утреннее молчание.
Когда она, потерянная и оглушенная вернулась к лазу, скрытому в густой листве, Ладимир ее ждал. Он не позволил себе ни единого намека на то, что ему не чуждо любопытство. Ни взгляда, ни жеста, ни тем более, вопроса. Молчал весь день. И только теперь, услышав, что она собирается пойти к колдуну снова, не выдержал.
– Знаешь, Доната, я никогда тебя ни о чем не спрашивал. Тебе нужно было в Бритоль – мы шли в Бритоль. Тебе понадобился Гранд – будьте любезны. Тебе нужен был… он, – даже в запале Ладимир предпочитал не называть некоторые вещи своими именами, – ты его получила. Ты что, собираешься наведываться туда каждый день, как в соседний кабак? Или вы с ним подружились? Как с Бертом? Я не удивлюсь.
– Ладимир, – миролюбиво заговорила она. – Это последнее дело, которое держит меня здесь. Завтра я буду свободна.
– Завтра меня не будет в этом городе, – он потер рукой переносицу. – Дорога тянет меня. Гранд меня душит. Вот и все.
Она долго смотрела, пытаясь определить, не шутит ли он. Но в его глазах стояла тревога и тоска.
– Завтра мы уйдем из города вместе. Ты куда пойдешь? – спросила просто так, чтобы иметь возможность собраться с мыслями.
– А ты куда пойдешь? – так и плеснула злость, переливаясь через край.
– Я… Я тебе завтра скажу.
– Вот и я тебе завтра скажу. А сегодня можешь идти туда сама. Дорогу ты знаешь.
– Хорошо, – она пожала плечами, мысленно радуясь, что «завтра» у них еще общее. – Только я не понимаю, чего ты так злишься?
– Я не на тебя злюсь, – он так глубоко вздохнул, что в ней шевельнулась жалость. – Не ходи туда. Я боялся, что ты не вернешься… В смысле, что с тобой что-то случится.
– Все будет хорошо, Ладимир. Я схожу туда еще один раз, последний. И… Я буду свободной. Совершенно свободной.
Ладимир вертел в руках кружку с пивом, долго вглядывался в пышную пену, словно пытался разглядеть, что ждет его в будущем. Потом поднес ко рту и несколькими глотками осушил ее.
– Ты пойдешь туда. Но без меня, – тускло сказал он. – Я буду ждать тебя здесь. Если утром ты не придешь, я…
Он хотел сказать: «уйду». Хотел, но не смог. Только посмотрел на нее с осуждением, как будто это она была во всем виновата, как будто она высказала ему злополучную Истину, что заставляет бродить по дорогам. Потом подозвал прислужника и заставил снова наполнить кружку. Доната ни разу не видела его пьяным и вот, сдавалось ей, этот момент не за горами.
– Ты так и не рассказал мне, – чтобы отвлечь его от пива спросила она. – За что колдуна ненавидят в городе?
– А, – оживился он, – расскажу, если хочешь. Только рассказывать придется издалека. Ты ведь в жизни ничего, кроме леса не знаешь.
Доната вздохнула. Ну, что за парень? Поступки добрые, а слова сплошь злые. Как вот эта пена из кружки с пивом.
– Ты, надеюсь, знаешь, хотя бы, – только легкая ирония, далеко до сарказма, – что издавна считалось, что природная сила послушна лишь женщинам. И то девственницам. Слово знакомое?