Громкий крик потревожил разрушенные своды, сорвался вниз градом мелких камней.
– Не хочешь говорить, мальчик? – крик опять сменился шепотом. – Тогда я скажу.
– Нет!
«Нет!! Нет! Нет», – послушно согласилось с ним эхо.
– Скажи сам!
– Нет…
– Тогда скажу я! – женщина швырнула Ладимира на землю. Он тяжело поднялся на колени, выплевывая изо рта песок. – Какую Истину тебе сказал отец?
Доната видела, как кривится рот женщины в улыбке. Женщина присела перед Ладимиром, стоящим на коленях, и пытливо заглянула ему в глаза.
– Тебе не кажется, что девочка перед смертью должна знать правду?
– Нет, – захрипел Ладимир, растирая горло. – Я сам.
– Ты ничего не сделаешь сам. Мне придется ждать вечно, но у меня нет столько времени. Так вот, дочка, теперь точно – до натэ. Его отец перед смертью…
– Заткнись!
– Изрек Истину: не жить тебе мальчик на этом свете, пока…
– Тварь!
Ладимир стремительно выпрямился, пытаясь ударить женщину, но ее уже не было рядом. И все, что ему осталось, катиться по полу, пачкая острые камни своей кровью.
– Пока, – продолжала женщина, как ни в чем не бывало, – не убьешь демона. А как можно убить демона? Да никак! Демона можно убить вместе с человеком, который его носит. Старуха-знахарка правильно указала, мальчик. Никакое Доната не кошачье отродье. Она отродье демона! Дальше могу только догадываться, раз не убил ты ее сразу. В то время демон в ней еще не созрел, вот и послала тебя старуха бродить с будущей добычей по дорогам: случись в ней демон, а ты тут как тут! Удобно, ничего не скажешь. В самом деле, не держать же знахарке демона до созревания в деревне! Этак неизвестно что могло случиться! А так и от отродья избавилась, и тебе, дурню, жизнь спасла. Девочку, конечно, жалко, но своя жизнь дороже… Сиди тихо, мальчик, и встать не успеешь, – она поиграла ножом, который держала в руках. – Жить тебе осталось до завтра. Может, до послезавтра. Точно утверждать не берусь: не пророчица. Но смерть уже просится на свободу, стоит на тебя посмотреть. Помнишь, как отец сказал: время не будет ждать!
Ладимир молчал. Доната сидела за глыбой, тесно прижавшись к каменным иглам. Нож скользнул ей в руки острием, но она не чувствовала боли. Слезы душили ее. Не хватило сил, чтобы удивиться, когда горячая влага обожгла глаза. Ей показалось, что из глаз потекла кровь – прежде она не знала слез. Доната и не догадывалась, что плакать – это так больно. Но слезы на щеках ничто по сравнению с тем, как разрывалось на части сердце.
Ладимир молчал. Он сидел, привалившись к камням, размазывал по лицу кровь из порезанных ладоней, и молчал.
Тогда Доната поднялась в полный рост и вышла на середину зала.
– Не лезь, – коротко приказала она женщине. – Пусть он убьет меня. Сам.
И пошла прямо на него. Рука ее не дрожала, когда она протянула нож.
– Возьми.
Но он по-прежнему не отрывал от нее ничего не выражающего взгляда.
– Так дело не пойдет, детки… Я не могу ждать так долго.
Каменные стены замерли, в страхе прислушиваясь к звуку ее голоса.
– Заморыш, – короткое слово прозвучало, как приговор.
Женщина не повысила голоса, но что-то в ее голосе заставило их обернуться. Доната впервые увидела со стороны, как бывает, когда демон обретает свободу.
Тело женщины потеряло очертания, растеклось светлым бесформенным пятном. Сеть глубоких трещин пробежала по лишенной человеческого подобия фигуре. Она треснула, как яичная скорлупа, и оттуда, из самой сути, из мгновенно обнажившегося нутра вытянулось облако, тотчас обретавшее силу и мощь.
Заморыш, несмотря на имя, мог бы составить для Черной Вилены достойную пару. Черный, как дно пропасти, приютившей в своем чреве не одну загубленную душу, с мощным телом, как лианой увитым мускулистыми жилами – он поднимался в воздух, широко расправив кожистые крылья. Он упивался собственной силой, собственной властью и тем, какими глазами смотрят на него люди. Он впитывал взгляды, бальзамом скользившие по совершенному телу, чтобы заставить кожу играть в свете Селии.
Доната онемела, на долгий-долгий миг забыв обо всем, что с ней происходило. Игра теней на черном теле завораживала. Хищное лицо с раскосыми глазами степняка и вырезанным в жестком изгибе ртом, выражало крайнюю степень презрения. Он разглядывал мраморные плиты, на которых стояли люди, как некое божество разглядывало бы – нет, не человеческий, а обычный муравейник с крохотными, суетящимися у его ног насекомыми. Он парил в воздухе, милостиво позволяя людям довольствоваться жгучей смесью восхищения и ужаса, что вызвало его появление. Кожистые крылья раскрылись, заслонив полнеба.
– Убей ее, – устало приказала женщина.
Но демон, осознав смехотворность приказа, не торопился. Белые хлопья снега опасались касаться черного обнаженного тела. Он взмахнул крыльями и поднялся вверх. Донату обдало жарким воздухом Иного мира. Она смотрела на него, упрямо скривив рот: Заморыш просчитался, у нее было, чем ему ответить. Женщина не должна ее убить: у ее смерти другой проводник.
– Черная Вилена! – сорвалось с ее губ ненавистное имя. И приготовилась к той боли, что всегда сопровождала появление черной демоницы. Но сейчас Доната даже была благодарна боли телесной за то, что хоть ненадолго избавит от боли духовной.
Но ничего не изменилось. Шел снег, сияла Селия, парил в темноте черный демон.
И громко, искренне смеялась женщина.
– Это все, что ты можешь? Здесь древние стены, пропитанные кровью старинных обрядов! Ты хочешь их обмануть? У тебя не получится, девочка! Тебе не дано знать ее имя – знать ее имя, значит заключить с ней Договор! Значит покорить ее, значит, заставить себе служить! Кого ты хочешь обмануть – до?
Ее хриплому смеху, вряд ли слышимому когда-нибудь, вторили стены, вторили зеркала и разрушенный купол. Даже снег закружился в радостном вихре, оттеняя совершенное тело парящего демона.
– Черная Вилена! – кричала Доната, срывая голос.
Но Заморыш устал слушать ее. Камнем упав к мраморным плитам, он остановился в последний момент. Мощные руки схватили ее за плечи, крылья раскрылись, и в безумном танце палача и жертвы они поднялись высоко вверх, кружась у разбитого купола. Демон прижал ее к себе, как мать прижимает дитя. Она видела рухнувшие стены мертвого города, разбитые башни, далекий ночной туман, скрывающий шпили. И черную пропасть распахнутого зева, и Ладимира, не отрывающего от нее больных, усталых глаз. И женщину, прижимающую руки к голове.
Демон оторвал ее от себя и поднялся выше. Черные руки держали ее на весу, а в глазах светилась скука.
Доната приготовилась к смерти, а вместо этого получила прозрение.
Белый снег, черное тело… Никаких полутонов… никаких…
Черное пламя забвения сорвавшись со стен опалило ей ноги, всколыхнуло забытый сон.
– Имя, сука! Ты потеряла много сил! Ты просто сдохнешь, если не останешься со мной! Имя!
Но черная женщина молчит. Колышущее у ног Повелителя демонов сияние готовится принять ее в объятия вечного хаоса Иного мира.
– Лорисс-с, – шепчет, наконец, черная тень.
– Лорисс-с, – шепнула, повторив незнакомое имя из давно забытого сна.
– Так не бывает! Это неправда! Так не может быть! Нет!
Пронзительный визг потряс стены, заставил черное пламя беспорядочно заметаться по небу, касаясь ног демона.
И заставил Заморыша разжать руки, отпуская Донату на свободу. Но знакомая черная тень уже держала ее, крепко вцепившись в плечи, нимало не беспокоясь о том, что рвут острые когти вместе с курткой и человеческую плоть. И отшвырнула к стене, как отбрасывают ненужную больше вещь.
Черная Вилена смерчем встретила Заморыша, набравшего силу в стремительном полете. Но бросившийся на нее демон поймал пустоту, еще дрожащую от близкого дыхания Черной Вилены. Она оказалась у него за спиной. Острые когти вцепились в кожистые крылья.
Неся на себе страшную ношу, Заморыш отбивался, пытаясь дотянуться до черной демоницы, но она неуловимо уходила от его когтей. Скрученные спирали черных тел некоторое время держались в воздухе. Потом смертельное объятье распалось, и, сложив за спиной крылья, Заморыш рухнул вниз.