Пламя свечей потянулось вверх, разделяя огненной чертой черные зеркала. Земля дрогнула и тихий, постепенно нарастающий гул, поднимаясь из недр земли, достиг зала.
Ведьма отступила в центр круга. Ее губы растянулись в безумной улыбке. Белое лицо застыло. Закрытые глаза ввалились, будто их втянула вглубь та злая сила, что дремала до поры. Нос заострился и вытянулся, тенью наползая на губы. Страшная маска - пародия на человеческие черты - открыла рот, яростно выталкивая непонятные слова.
- Ло ковитум правди, - завыла она, тяжело рухнув на колени. - Ло ковитум...
И тогда стало ясно, чего все это время ждал жертвенный зал. Зов ведьмы, такой же неотвратимый как кровь, что ушла в землю, воем сотен раненных шакалов пронесся по кругу, с жадностью набросился на колеблющееся пламя свечей. Содрогнулись стены, передав дрожь черным зеркалам. Огни свечей волновались, силясь отразиться от темной поверхности, но отторгнутые, тут же обретали черный цвет. Пламя вбирало лепестки каждой свечи, ширилось, разрасталось, дрожащим маревом сливаясь со стенами.
- Ло ковитум, - визжала ведьма и пространство между стеной и чертой круга пошло волнами, как от брошенного в воду камня.
Черное пламя росло, скоро достигнув босых ног Роксаны. Она пыталась отодвинуться от него, как от мерзкого слизня, раздавленного на дороге - но сил не было даже на то, чтобы шевельнуть ногой. Девушка повисла на цепях, и уже никакого значения не имело ни пламя, жадно лижущее босые ноги, ни холод, безраздельно владеющий телом, ни вопли ведьмы, иглами впивающиеся в голову. Впереди раскрыл милосердные объятия долгожданный покой, по нелепой случайности носивший грозное имя - смерть.
Вдруг все стихло. Только что стоял невообразимый шум и воцарилась тишина, совершенная, не нарушаемая ни единым звуком. Роксана медленно открыла глаза, чтобы увидеть то, что ей предстоит унести с собой в мир иной.
На полу, в нескольких шагах от нее сидело существо. На первый взгляд в нем не было ничего человеческого. Но, приглядевшись, Роксана с изумлением поняла, что он больше человек, чем иные люди.
- Красавец. Посмотри, какой красавец.
Тихий шепот ведьмы потревожил мертвую тишину. Сидящий на полу демон не обратил на него внимания. Острые уши, плотно прижатые к лишенному волос черепу не дрогнули. Он медленно повернул голову и огромные васильковые глаза уставились на Роксану снизу вверх. Так сытая собака смотрит на брошенную кость - и есть не хочется и бросить жалко. На смуглом обнаженном теле игриво трепетали блики свечей. Еще миг - Роксана не уследила - он поднялся. Будь он человеком, она назвала бы его молодым мужчиной. Обманчивую хрупкость рук портили жилы, веревками вившиеся под кожей.
- Красавец. Смотри, смотри, у него крылья! - восторженно шипела ведьма, но с места не сходила.
То, что поначалу Роксана приняла за уродливые выступы за спиной, в действительности оказалось крыльями. Демон встряхнулся как бабочка после кокона и кожистые крылья, сквозь которое слабо просвечивалось черное пламя свечей, закрыли от нее ведьму. Заворожено, не потрудившись от удивления закрыть рот, смотрела Роксана на то, как без всякого видимого движения демон оказался на шаг ближе к ней.
- Силен, красавец! Давай! Жри ее, она твоя!
Огромные глаза смотрели на Роксану в упор, изучая будущую жертву.
Внезапно она почувствовала толчок. За миг до того, как тело ее взорвалось всеми оттенками немыслимой боли, девушка увидела себя со стороны. Собственное тело, бьющееся в оковах, закатившиеся белые глаза, пену у рта. Рядом, глубокомысленно ее изучая, стоял демон.
- Так ее, стерву! Так! Жри ее! Жри!
Роксана ничего не чувствовала. Душа ее свободно парила над головами и только страх оттого, что она могла встретиться с болью хотя бы на краткий миг, беспокоил ее. Если смерть дарит освобождение, стоило ли ее бояться?
- ...стоило ли бояться, - вдруг послушно повторило тело, оставленное внизу.
Неуловимое движение - демон отшатнулся. Оказывается, не такой уж он и страшный.
- ...не такой уж он и страшный, - и тело, будто издеваясь, облизнуло сухие губы.
Демон дышал ровно и глубоко. Если раньше он не издавал ни звука, то теперь его дыхание - единственное, чему внимала тишина.