От неподвижного взгляда старухи Роксану бросило в дрожь. Все знахарки знаются с демонами, это каждый знает. Вот напустит на нее нечистую силу, заберет ее душу, и будет потом приказывать! Не за этим ли ее оставил в живых Ханаан-дэй?
Старуха беззвучно шевелила губами. Роксана хотела прервать жуткое молчание пустяковым вопросом, но нарастающий ужас разогнал все мысли.
Многострадальная тряпка выпала из ослабевших рук. Старуха потянулась к Роксане сухими тонкими пальцами. От страха та вжалась спиной в дощатую стену сарая. Хотела крикнуть, позвать на помощь, но кого дозовется бесправная рабыня?
Налетевший порыв ветра с шумом откинул полог, закрывающий вход, разворошил затухающие угли в костре и бросил пепел в глаза старухе.
- Фу, - она очнулась, будто ее толкнули и заморгала слезящимися глазами. К ее ногам жалась невесть откуда взявшаяся в сарае черно-белая кошка. - Пошла! - без должного почтения старуха пнула ее ногой. - Стара стала, - проскрипела она, отступая от Роксаны. - Привидится же такое. Совсем стара стала. Меня зови Гульнара. Я прислуживаю Ханаан-дэю...
- Я знаю, - не сдержалась Роксана. От пережитого страха она забыла как себя должно вести рабыне.
- А знаешь, так молчи больше, - отрезала старуха. - Молча, так дольше проживешь. Хотя тебе, - она махнула рукой, - в любом случае всего ничего и осталось.
***
- Вернись. Поставь еще раз.
Голос Ханаан-дэя оставался спокойным. Ни грубого окрика, ни удара по ребрам. Шанан-дэй, например, в качестве наказания наматывал ее косу на руку и хлестал по щекам. И ведь запрещал волосы резать, гад. А новый хозяин ведет себя иначе. Просто повторяет приказ и все. Правда, заставил ее раз десять возвращаться, снова и снова выполняя приказание. Но ведь не бил! А прогуляться туда-сюда с тяжелым подносом, уставленным многочисленными мисками с кушаньями - так от нее не убудет.
Дождавшись, пока она в очередной раз расставит на маленьком столе - ножки всего в ладонь высотой - чашки для ужина, Ханаан-дэй так же спокойно, словно не было этих упражнений с подносом, обратился к ней.
- После ужина уберешь посуду, зажжешь свечи. Я жду гостя.
И все это было сказано на чистом веррийском языке бывшего Королевства Семи Пределов. Кто бы мог подумать, что вместо того, чтобы насаждать родной язык, завоеватели заговорят на языке покоренного народа! Но так уж случилось, что так же бережно, как они относились к оружию, кочевники берегли и родной язык. Будто там крылось то, что непременно помогло бы рабам освободиться от иноземного ига.
Ныне опустошенная и разоренная страна стала добычей степняков, налетевших с Юга как саранча. Сметая все на своем пути, несметные полчища продвигались на север. Иные города и деревни сжигались дотла, а иные приспосабливались для привычной жизни. Защитники Королевства разделили участь своей страны. Тех, кто оказывал сопротивление ждала скорая смерть. Тех, кто оказать достойного сопротивления не мог, ждало рабство. И они, оставшиеся в живых, завидовали тем, для кого все было кончено.
Роксана знала об этом не понаслышке. Долгое время - целых десять лет - отец с матерью прятались от мира в забытой Светом лесной деревне. Но беда настигла и там. За долгие годы степняки приноровились вести войну в лесах, которых поначалу избегали. Роксана никогда не сможет забыть, какой лавиной обрушилась на три десятка деревенских жителей, включая и маленьких детей, сотня свирепых кочевников. Могли ли оказать достойное сопротивление от силы десять мужчин, вышедших навстречу врагу, сжимая в руках мечи и луки? То было хладнокровное убийство, сравнимое разве с охотой кочевников на степных волков.
Тогда горело все, что могло гореть. И гибли все, кто мог держать в руках оружие.
Отец Роксаны - Ладимир - сражался до последнего. Залитый своей и чужой кровью, со стрелой в боку, он яростно отбивался от кочевников. Отступать ему было некуда. Он мог лишь умереть.
Он и умер, ни разу не оглянувшись назад, где плечом к плечу с ним сражалась мать. Они погибли почти в одно время. Только отец чуть раньше. Мать кочевники щадили. Роксана помнит, как один из них ударил темноволосую женщину кнутом по ногам, заставив опуститься на колени. Степняк медленно приближался, оценивая будущую рабыню, но острый нож, посланный твердой рукой матери, вонзился ему в шею. Он рухнул к ногам так и не побежденной женщины.