Она срывалась на крик, трясла его уже бездыханное тело. Слова, что наперебой лезли в голову, терялись по дороге, рассыпались бусинами, сорванными с нитки. Одни слова теряли смысл, другие наоборот - обретали. Она кричала разные слова, впивалась ногтями в прежде сильную, покрытую шрамами руку, прижимала его голову к груди. Она боялась только одного - того, что в один миг все слова кончатся и она не сможет вспомнить ни одного. Тогда наступит тишина, в которую так легко уходить - она подступала из темноты, протягивала костлявые руки как брошенная женщина, заждавшаяся того, единственного. И только слова, что еще оставались в памяти, отталкивали ее и гнали прочь.
Утро вливалось в просветцы со двора, когда кочевник вдруг открыл глаза.
- Волосы зачем обрезала? - шепотом, по-веррийски, спросил он, и от радости Роксана забыла дышать.
Потом он глубоко, с облегчением вздохнул и заснул.
***
Гелион назло всем пытался добраться до сырого подвала. Роксана, намучившись за ночь, только ежилась под теплыми лучами. Ровно за миг до того как отворился люк, она села. Кочевник дышал и у нее камень свалился с души. Еще успела положить ему руку на голову, проверяя, нет ли жара. Успокоилась лишь тогда, когда убедилась - ему легче.
Роксана потянулась, разминая затекшую спину. Тут лестницу тряхнуло и. придерживая пристегнутый у пояса меч, медленно, проверяя на прочность деревянные ступени, в подвал спустился толстяк.
- Пошли, что ли, - обратился к ней толстяк, но взглядом терпеливо ощупал кочевника.
Девушка не хотела, чтобы ее подбадривали ударом сапога в живот, поэтому поднялась без разговоров. Вышла, не оглядываясь на кочевника. Вряд ли ему суждено надолго пережить ее, но во всяком случае несомненно одно: его смерти ей не увидеть.
Во дворе пахло яблоками. Роксана постояла на крыльце, наслаждаясь светом и свежестью. Вернее - толстяк дал ей возможность постоять. А чтобы времени зря не терять, стянул ей руки за спиной мягким кожаным ремешком. Громыхая ворохом оружия, прошел мимо разбойник, проводив ее тем тоскливым, долгим взглядом, каким провожают смертников, идущих на костер.
Лучи Гелиона, играя с тенью в прятки, почти не давали тепла. Стыли лужи, оставленные вчерашним дождем. Высоко в небе одиноко и потерянно кричал журавль. Все это Роксана постаралась удержать в памяти - таков он, последний день ее жизни.
Массивная двустворчатая дверь отворилась задолго до того, как девушка приблизилась к крыльцу. Там, в полумраке сеней, ее встретил улыбчивый Аникей. Будто была она долгожданной гостьей, которую он замучился ждать с самого утра, нетерпеливо выглядывая в окно. Отступил в сторону, пропуская ее в комнату. Походя проверил, надежно связаны ли руки за спиной. По всей видимости он остался доволен, широко распахнул дверь и остановился на пороге.
- Принимай подарочек, Протас, - негромко бросил он в темноту комнаты, надежно укрытой от света ставнями.
И Протас не замедлил появиться. Расставив руки в стороны, в щегольской желтой рубахе, расшитой золотой нитью, он шагнул ей навстречу. От яркого цвета - единственного светлого пятна - у Роксаны зарябило в глазах. Тяжелые веки после бессонной ночи неумолимо закрывались. Ей хотелось только одного: чтобы весь этот обещанный ужас для нее закончился гораздо раньше, чем истощится фантазия Протаса.
- Чего встала? - со смешком сказал он. - Садись. День будет долгим, а ночь еще длиннее. Только не всем суждено дожить до утра.
Девушка огляделась в поисках того, на что можно сесть. Кроме широкой спальной лавки, укрытой топчаном, ничего не обнаружила. На нее и села, неловко вытянув ноги. Связанные руки за спиной мешали устроиться удобнее.
В открытую дверь протиснулся толстяк, обошел Протаса и опустился прямо на пол, на подушку, поджав ноги на степной манер.
- Как спалось спьяну? - Протас сел рядом с ней, не сводя с нее радостного взгляда. - Обещание сдержала?
- Какое обещание? - она открыла усталые глаза.
- Как какое? Обещала от страха всю ночь не спать. Надеюсь, обещание сдержала?
- Слушай, Протас, замучил ты меня своими разговорами. Делай, что задумал, быстрее...