Справившись со своим потрясением, девушка деланно веселым тоном произнесла:
— Привет, Кирилл!
— Татьяна?! Что ты здесь делаешь? — в голосе Змея звучало неприкрытое удивление.
— Ну, я пришла тебя навестить.
На несколько мгновений воцарилась тишина. Татьяна лучезарно улыбалась изумленному парню, глаза которого округлялись все больше и больше.
— Ну… э-э… я рад, — наконец, выдавил из себя тот. — Вообще-то, честно говоря, я не совсем уверен, что следует говорить в таких случаях.
— Для начала можешь предложить мне сесть.
— Да-да… конечно… присаживайся, пожалуйста.
Змей торопливо подвинулся. "Что ж, — подумала девушка, — не знаю, что это за болезнь, но она явно благотворно подействовала на его характер… И манеры".
— Ну, рассказывай, — решительно сказала она.
— О чем?
— Как ты себя чувствуешь, что говорят врачи? Знаешь, ты так нас напугал вчера!
— Чувствую себя хорошо. Врачи ничего не говорят. Впрочем, этого и следовало ожидать.
— Почему?
— Да потому, что они не знают, что со мной. Никто не знает.
И тут Змея словно прорвало. Он как будто торопился высказать все то, что накипело на душе.
— Это ведь происходит не в первый раз. И всегда одно и то же. Я нахожусь дома, или на улице, или где-то еще — а в следующее мгновение очухиваюсь в больничной палате с таким ощущением, словно меня переехал каток. И я абсолютно ничего не помню. А врачи смотрят на меня так, будто я их обманываю, будто я симулянт. Потому что все мои показатели, все мои анализы в норме, да что там в норме — как у космонавта! И нет никаких причин для болезни. Значит — вру! Значит — здоров!
Кирилл замолчал и отвернулся.
— Твои родители сказали, что это рецидивы той давней болезни, которую ты перенес в детстве, — мягко сказала Татьяна.
— Болезни, из-за которой я не могу ходить? — горько усмехнулся Змей. Девушка кивнула. — А они случайно не сказали, что это за болезнь? Я же говорю — врачи ничего не знают. И никто не знает. Просто однажды что-то случилось — и мои ноги отказались мне служить. Меня обследовали сотни раз, но факт остается фактом: я абсолютно здоров, мне не ходить, мне бегать надо! А я не хожу и не бегаю. Хотя и очень хочется…
— Разве так бывает?
— Как видишь — бывает. Признаюсь тебе как на духу — я не симулянт. Да и на кой мне изображать из себя калеку?! Это же глупо!
— Прости. Это был действительно глупый вопрос.
— И ты прости, — немного успокоившись, сказал Кирилл. — За то, что выплеснул на тебя все это. Я не привык к посетителям.
— К тебе никто никогда не приходит?
— Только родители. А больше и приходить-то, в принципе, некому. Поэтому я был удивлен, увидев тебя. Даже скажу больше: приятно удивлен.
Голос Змея стал ласкающим, бархатистым.
— Да ладно, — смутилась Татьяна. — Не такой уж это и подвиг — навестить друга в больнице.
— Друга?
Парень вдруг потянулся и взял ее за руку. Девушка подняла голову, и яркий солнечный день стал еще ярче, наполнившись золотом глаз Кирилла. Татьяна с радостью окунулась в это золото, зажмурив глаза и невольно выгнувшись всем телом навстречу Змею. Она нисколько не удивилась, почувствовав прикосновение его горячих губ к своим губам. Не раздумывая ни секунды, девушка обвила руками его шею, прижавшись к его груди. Они целовались долго — час? три? день? — прежде чем Татьяна оторвалась от Кирилла, заглянув в его глаза.
— А сейчас все это по-настоящему? — спросила она тихо.
— Еще как! — хрипло пробормотал он и вновь приник к ее губам.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Расстались они только под вечер, расстались неохотно, пообещав друг другу непременно встретиться вновь. Татьяна вернулась домой счастливая, с блестящими глазами и припухшими губами. Она чувствовала такой подъем, что казалось — еще чуть-чуть, и она взлетит. Весь вечер она вспоминала подробности этой незабываемой встречи, и удивленно-радостная улыбка блуждала на ее губах.
Каждый день девушка навещала Змея, а когда его выписали, так и не узнав причины его странного состояния, они и вовсе стали неразлучны. И хотя парень снова стал таким же, как прежде, — хмурым и неразговорчивым, — Татьяну это не смущало, ведь стоило им только встретиться глазами, как они забывали обо всем на свете. И пусть он не говорил ей нежных слов и не творил всяких романтических глупостей, это было неважно. Удивительного света его глаз с лихвой хватало, чтобы девушка чувствовала себя счастливой.
— Все-таки, честно говоря, я тебя не понимаю, — как-то раз сказала ей Ольга. — И что ты нашла в своем Змее? То шарахалась от него, как от чумы, а то вдруг любовь такая неземная расцвела.
— А что ты нашла в своем Котике? — ответила вопросом на вопрос Татьяна.
— Ну, многое.
— Например?
— Например — он красивый.
— Да и мой Кирилл — не урод. Ты же сама говорила, что он симпатичный.
— Котя — ласковый.
— И Кирилл не хуже.
— Котя мне подарки дарит разные, цветы, например.
— А мой Кирилл дарит мне нечто большее.
— И что же это?
— Тебе не понять.
И девушка со смехом убежала к Змею, хмуро наблюдающему за их разговором. Ольга только покачала головой, удивляясь странному выбору подруги.
Дело это происходило на одной из Женькиных вечеринок. Такие мероприятия у него происходили частенько: приходили друзья, потом появлялось спиртное, и начиналось веселье. Общительный и приятный во всех отношениях Женька просто магнитом притягивал к себе людей, поэтому он никогда не бывал в одиночестве. Его квартира всегда была центром, здесь всегда была куча народу, музыки и веселья.
Когда Татьяна впервые пришла к Женьке в сопровождении Кирилла, первый попытался намекнуть ей, что ему не совсем приятно присутствие его соседа; но после того, как девушка ясно дала ему понять, что либо она останется здесь вместе со Змеем, либо вместе с ним уйдет, Евгению пришлось смириться. Терять подругу он не хотел. С тех пор на подобных вечеринках Кирилл неизменно восседал на своем излюбленном кресле. Вместе с Татьяной, разумеется.
К задумавшейся после описанного выше разговора Ольге подошел Женька.
— Тяжкие думы покоя не дают? — жизнерадостно осведомился он.
— Не дают, — согласилась та. — Пытаюсь понять, чем это твой сосед подругу нашу околдовал. Девку-то не узнать, совсем другая стала.
— Само собой. Люди, знаешь ли, в счастье меняются. А она явно счастлива.
— Так-то оно так, — в раздумье протянула девушка, — да только уж странно все это.
— Любовь — вообще странная штука.
— А кто тут говорит про любовь? Это больше похоже на наваждение. Любовь — это когда романтика, прогулки при луне, ужин при свечах, глупые записочки и тому подобная дребедень.
— Ну, то, что ты описала, — это скорее влюбленность, чем любовь. Причем детская.
— Да без разницы. В любом случае, это практически непременные атрибуты любых романтических отношений. А что эти двое? Либо сидят и в глаза друг другу смотрят, либо целуются. И все. Разве ж это любовь?
— Думаю, все-таки у каждого это происходит по-своему. И почему ты так беспокоишься? Радоваться надо за подругу.
— Да я радуюсь, радуюсь. Разве по мне не видно? Только не знаю, чему я радуюсь. Не нравится мне все это. Чует мое сердце — добром это не кончится. А ты? Ты радуешься?
— А я всегда радуюсь, — улыбнулся Женька. — Ладно, хватит уже чужие косточки перемывать. Пойдем, потанцуем.
В этот момент раздался звонок в дверь. Женька пошел открывать и вскоре вернулся с потрясающей длинноногой брюнеткой.
— Друзья мои, позвольте вам представить мою подругу, — объявил он. — Это Анечка, мой ангел-хранитель. Прошу любить и жаловать.
У Ольги едва не отвисла челюсть, в прямом смысле слова. Ну Женька! Ну тихушник! Завел себе тайком девушку, а теперь спокойно так об этом заявляет.