— Тань, — прервал Кирилл затянувшееся молчание, — я понимаю, что у нас уже не будет и не может быть все как прежде. Я хотел бы только одного: чтобы ты простила меня.
Вот так просто. Он хочет, чтобы она его простила. Простила то, что он обращался с ней, как с куклой, простила за все те мучения, через которые она прошла по его вине, простила за то, что он пытался подавить ее волю! Так думала девушка, упорно разжигая в себе пламя ненависти, но в глубине души она уже простила его. Забыла о своей обиде уже тогда, когда он робко прикоснулся к ее руке.
— Если ты хочешь, — продолжал парень, — я могу сделать так, чтобы ты обо всем забыла, и ты меня больше никогда не увидишь.
Нет, этого Татьяна точно не хотела!
— Так, давай для начала договоримся: больше никакого гипноза, никаких внушений, — деланно суровым тоном сказала она. — По крайней мере, пока я сама тебя об этом не попрошу.
— Ладно, — сдержанно ответил Кирилл, но по тому, как расслабились его крепко стиснутые прежде руки было видно, что он испытывает огромное облегчение.
— Скажи, ты когда-нибудь прежде пытался… м-м… влюбить в себя кого-нибудь? Это вообще, в принципе, возможно?
— Не знаю, никогда не пробовал. Мне это было безразлично. А теперь… Теперь ответ на этот вопрос знаешь только ты.
В его голосе проскользнули лукавые нотки.
— Ничего я не знаю, — твердо заявила девушка.
— Но это можно выяснить.
— Как?
— Можно… можно попробовать начать все сначала.
"Ага, — подумала Татьяна. — Значит, только что он хотел только одного — чтобы я его простила, а теперь уже вот куда замахивается! Не слишком ли быстро?" Она заколебалась. Кирилл был прав: жутковато осознавать, что находящийся рядом с тобой человек может внушить тебе все, что угодно, причем ты об этом даже не узнаешь, если он сам тебе об этом не скажет. Но девушка верила ему. Верила, что он раскаивается и после всего этого никогда больше не попытается загипнотизировать ее против ее воли.
— Для меня остался невыясненным один вопрос, а я привыкла все выяснять до конца. Может быть, это пустое любопытство, но я все-таки хочу узнать, — сказала она, игнорируя его последние слова. — Я знаю, что такое гипноз — ты посмотрел на меня, велел мне видеть кошмары, и я их видела. Это понятно. Но вот что значит — ты спроецировал мне в мозг иллюзию поцелуя? Этого я, честно сказать, так и не поняла.
— Я не могу тебе этого объяснить. Могу только показать. А ты мне запретила.
Что это? Кирилл ее поддразнивает? Видимо, не такой уж он бесчувственный, как говорит.
Девушка не смогла устоять перед любопытством узнать, как он это делает. Да и чего греха таить — ей просто до ужаса захотелось вновь увидеть, как сияют его глаза.
— Хорошо, я тебе разрешаю. Но только сейчас.
Змей, поколебавшись, кивнул и посмотрел ей в глаза. Только когда ее окутало так хорошо ей знакомое золотое сияние, Татьяна поняла, как ей этого не хватало. И она поняла еще одно: этот дар — это часть Кирилла, одно невозможно без другого. Значит, она все-таки его любит!
Преобразившийся парень — красивый, величественный — неожиданно встал с качелей и шагнул к изумленной Татьяне.
— Я люблю тебя, — сказал он и приник к ее губам.
Девушка закрыла глаза… а когда открыла их, она увидела спокойно сидящего на своем прежнем месте Кирилла.
— Вау! — выдохнула она.
— Понравилось? — не без некоторого самодовольства осведомился парень. — Извини. Не смог удержаться. Решил поцеловать тебя напоследок хотя бы мысленно.
И осекся: такими сияющими глазами смотрела на него Татьяна. Она села рядом с ним, обвила его шею руками и прошептала:
— Ну почему же напоследок? Можешь поцеловать меня еще раз, и не только мысленно.
И Кирилл немедленно воспользовался данным ему разрешением.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Татьяна и Змей снова стали всюду показываться вместе. Они поблагодарили Женьку за то, что он подтолкнул их друг к другу — вернее, говорила одна девушка, а Кирилл сидел с ней рядом, держа ее за руку и не сводя с нее глаз, как будто боялся, что она исчезнет. Татьяна даже позвонила Ане и попросила у нее прощения за то, что похитила у нее Евгения (хотя тот и говорил, что это лишнее и вообще всячески отмахивался от выражений благодарности). Извинения были приняты, хотя и довольно холодно. На этом влюбленные решили, что выполнили свой долг, и занялись друг другом.
Они больше не сидели целыми днями у Женьки в квартире, глядя друг на друга и целуясь. Теперь они гуляли вместе, иногда ходили в кино, пару раз ходили на море. Однажды коляска увязла в песке, и Татьяна, взявшись за ручки, покатила ее, несмотря на все протесты Кирилла. Вообще, теперь инициативу в их отношениях девушка взяла в свои руки, словно отыгрываясь за то, что в первый раз Змей ей этого сделать не позволил. Тот безропотно повиновался.
Гуляя, они разговаривали, Татьяна хотела как можно больше узнать о своем любимом, хотя каждое слово из него приходилось вытягивать клещами. Парень был прав, когда сказал, что на самом деле с ним трудно — он был неразговорчивым, не умел поддержать беседу, отвечал только на прямо поставленные вопросы. Но девушка замечала, что он старался как мог, старался ради нее. К тому же она поняла — с ним трудно разговаривать, но очень легко молчать. А иногда это, что ни говори, очень ценное свойство.
Вот так, потихоньку, полегоньку, Татьяна узнала, что Кириллу двадцать четыре года (поразительно, но даже этого она не знала!), что его родители — биологи и раньше часто путешествовали по разным странам, но после его появления на свет бросили свои странствия и осели на одном месте. Сейчас они оба работали в экспертно-криминалистической лаборатории. Еще из родственников у парня имелся дядя — брат отца, который раньше всюду ездил вместе с ними, а теперь путешествует один, изучая разные дикие племена и присылая горячо любимому племяннику экзотические сувениры. О бабушках и дедушках он ничего не знал, впрочем, он, как обычно, этим и не интересовался. Казалось, что Змей напрочь лишен всякого любопытства и вообще интереса ко всему тому, что происходит вокруг него. Сам он дистанционно учился на программиста.
— Школы и институты — это не для меня, — сказал он. — Так мне проще. А программист — достаточно удобная для меня профессия. Надо же мне будет как-нибудь на жизнь себе зарабатывать.
— А как же пенсия по инвалидности? — спросила Татьяна.
— Как бы не так! Пенсия мне не полагается, — горько усмехнулся Кирилл.
— Как это?
— Юридически я не инвалид. Медкомиссия не нашла у меня никаких признаков болезни, если, конечно, не считать того, что я не могу ходить. Я уже говорил тебе — они считают меня симулянтом. Так что пенсия — не для меня. К тому же, на эти копейки все равно не проживешь.
Девушка, в свою очередь, хотя Змей почти ничего у нее не спрашивал, рассказала ему о себе: о своей семье, несносных близнецах, о Вульфе, о своей учебе, о своих планах и мечтах. Однажды она спросила его, есть ли у него мечта.
— Есть ли у меня мечта? — переспросил Кирилл. — Не знаю… Разве что только стать нормальным. Быть как все, ходить, смеяться, носить свою девушку на руках — ну, понимаешь, просто… жить… Ради этого я все бы отдал…
— Все? И даже свой дар?
— Его в первую очередь! А зачем он мне? Так, баловство одно…
Но Татьяна так не считала. Ей казалось, что природа, дав ему этот дар, словно бы компенсировала ему его, так сказать, бесчувственность. Нет, конечно, чувствовать он мог, но не умел эти чувства показать. Парень мог обнять ее, поцеловать, сказать, что любит, но по нему этого совсем не было видно. Если бы девушка не знала его, если бы никогда не видела сияния его необыкновенных глаз, то его холодность и отчужденность наверняка отпугнули бы ее. Та девушка, которая "обогатила" опыт Змея в общении с противоположным полом, сказала правду — он слишком инертный. Но Татьяну это не останавливало. Она знала главное — Кирилл вовсе не такой, каким кажется.