– Хватит лапши, Денис! Мы вас с самого начала раскусили! Вы ведь не просто… Ах, да что там сейчас!.. – Фаина резко замолкла. Я судорожно придавил трубку к уху. – О господи!.. – расслышал я ее голос. В следующую секунду раздался треск, грохот – трубка, видимо, упала, – потом что-то похожее на автоматную очередь…
Я отшвырнул телефон и подскочил к Навигатору:
– Едемте! Там ваш отдел перехватил Лизу!
Навигатор встал так быстро, что у меня закружилась голова. Я успел заметить, что в глазах его появилась грустная обреченность.
Мы выбежали из подъезда и уселись в «БМВ». Навигатор откуда-то снизу достал синий стакан мигалки и шлепнул его на крышу.
– Пристегнитесь, Денис, – коротко бросил он и уверенно взялся за руль.
Я ездил с мигалкой и сиреной. Тоже не в милицейском авто и даже не в «скорой помощи» – мигалыциков сейчас пруд пруди, – но никогда я не ездил так быстро. Навигатор вел уверенно, не отрывая взгляда от дороги и спокойно улыбаясь уголками губ. Он словно знал, что мы уже не успеем, а если и успеем, то ничего не сможем сделать. Но гнал с той спокойной обреченностью, которая называется «чувством долга»,
Стрелка спидометра не опускалась ниже ста восьмидесяти. Немыслимым образом он обгонял машины, вписывался в повороты, умудряясь ничего не задеть и никого не сбить. Так мог бы водить профессиональный пилот гоночного болида.
Конечно, мы опоздали. «БМВ» остановилась у валяющегося на боку мотоцикла, я выскочил, забегал вокруг и… наткнулся на тело Алины. Голова в черном мотоциклетном шлеме, лица за темным стеклом не видно. Я упал на колени, взялся обеими руками за него и не решился снять. Я боялся узнать, что под ним. Подошел Навигатор.
– Что ж, Денис. Эту игру мы с вами проиграли. Держите… – Он протянул мне мобильник. – Будьте любезны, когда вызовете «скорую», выбросите его где-нибудь в Москве. Я, с вашего позволения, исчезаю. Удачи вам.
Он словно прощался. Но мне сейчас было не до него. Я набрал номер «скорой», тупо сообщил, с трудом вспоминая, где я нахожусь, сунул куда-то телефон. И уже потом снял шлем. Алина совсем незаметно двигала губами в сгустившихся потеках крови.
Заурчал, удаляясь, мотор.
Эдуард Фомич Жданов не сдерживал радостной и даже счастливой улыбки. Позволив себе поверить в неожиданную, небывалую удачу, он позволил себе все остальное: нервы, эмоции.
– Здравствуйте-здравствуйте, голубушка! Очень рад вас наконец так близко видеть. Прошу прощения за такой интерьер.
Лиза сидела в дальнем углу камеры, у стены. Половина помещения была перегорожена тонкими, тускло блестящими, ухоженными стальными прутьями. Жданов не подходил близко к решетке – по ней был пропущен электрический ток.
– Я, признаться, уже и не чаял увидеть вас… живой.
– Смерти нет, – произнесла Лиза, не глядя в его сторону.
– Ну, вам виднее, – щедро улыбнулся Жданов. Лиза подняла голову, В ее взгляде была насмешка.
– Вы и в самом деле верите в это?
Улыбка сползла с лица Жданова. Он ответил строго и сухо:
– Да. Я верю. И я вырву это из вас – живой или мертвой. Он вышел из комнаты и подозвал Николая. – Посторожи-ка ее. Соберу наших алхимиков. Николай кивнул, вошел в комнату и сел у стены, рядом с дверью.
Лиза молчала, и он тоже молчал. В комнате тихо гудела решетка, разделявшая ее на две половины. Николай сначала украдкой, а потом уже не таясь разглядывал ее. Лиза сидела выпрямившись, закрыв глаза, прислонившись спиной к стене. Ее грудь почти не двигалась, сама она замерла. Лиза была красива. Она была бы прекрасна, если бы не ее лицо – слишком взрослое для свежей девичьей фигурки. Николай не верил, что эта девушка с такими тонкими руками, с такой нежной шеей и была тем неуловимым фантомом, за которым они охотились почти два месяца. Впрочем, этим двум месяцам предшествовала огромная работа в архивах статистики, вычисление ее существования, проверка невероятных догадок, их подтверждение.
Николай тихо встал и сделал бесшумный шаг к решетке. Лиза открыла глаза. Николай вздрогнул… и сделал еще шаг. Лиза поднялась и подйшла к решетке с другой стороны. Николай дернул левым плечом. Лиза одновременно сделала то же самое. Заметивший это совпадение, Николай улыбнулся своим большим ртом. Лиза улыбнулась одновременно. Это показалось Николаю забавным. Он вдруг быстро щелкнул пальцами. Два щелчка слились в один.
Это почему-то напугало его. Он сразу вспомнил все домыслы, которые были известны каждому, работавшему в группе Жданова, и почувствовал, что покрывается испариной.
Он вытянул правую руку в сторону. Лиза была как его отражение в зеркале. Он моргнул – она моргнула; он кивнул – она кивнула; он хлопнул в ладоши – она хлопнула, сделала шаг вперед – он сделал шаг вперед; она коснулась решетки – он коснулся решетки. Но на самом деле Николаю только показалось, что она дотронулась до прутьев. Судорожно сжатая рука, вцепившаяся в смертельный металл, сноп искр, дым, запах горячего сырого мяса, ручьи слез, текущие по его щекам… Труп Николая упал по эту сторону решетки.
Эдуард Фомич не торопился начинать работу с Разиной. Кроме него и еще нескольких доверенных людей, о том, что ее удалось поймать, не знал никто в отделе. На столе стояла чашка кофе, лежала раскрытая толстая папка. Там было все, начиная с целой коллекции метрик, внимательно прочитав которые посторонний человек сначала не верил своим глазам, а потом, перечитывая и сверяя, начинал дышать чаще, дрожать, сглатывать, словно на его глазах свинец превращался в золото. И заканчивая медицинскими картами и историями болезней с одинаковыми странными симптомами и причинами, по которым эти люди попадали в больницы. Всех этих людей уже не было в живых – его группа училась на ошибках, и ошибки стоили жизней тем людям. Но теперь можно было смело приниматься за эпилог.
Поддаваясь сладкой истоме, заполнявшей тело, Эдуард Фомич встал, подошел к окну, заложил руки за спину и потянулся. Он сейчас чувствовал себя лет на двадцать моложе: сила, энергия, жажда жизни – все вдруг вновь появилось в нем. Если бы он задумывался о счастье, он мог бы сказать сейчас: да, я счастлив. Но Эдуард Фомич давно перестал размышлять на эту тему.
В его кабинете было одно-единственное окно, но и это считалось роскошью. Несмотря на то что все окна в этом здании были защищены от прослушивания и стекло едва заметно вибрировало, многие окна были изнутри замурованы и существовали только для того, чтобы не вызывать ненужных вопросительных взглядов прохожих. Само здание заметно возвышалось над окружающим рельефом – на расстоянии километра вокруг не было сооружений выше его третьго этажа, и специально на этот случай периметр был обсажен ветвистыми деревьями метрах в двадцати от стен. Кроме этого, здание росло еще и вниз, о чем посторонние уж совсем не догадывались.
С этажа, на котором находился кабинет Жданова, верхушки деревьев уже не закрывали окна, и обзор был свободным. Правда, из окна особенно ничего не было видно, только шоссе, в отдалении несколько старых построек, окруженных, как пни опятами, низкими серыми ларьками. Да еще серое облачное небо. Вот на него и смотрел Эдуард Фомич. На ползущие облака, похожие на хлопья сигаретного дыма.
Тихо вошла секретарша – невысокая плотная девушка с хвостом светлых волос и густо подведенными тушью глазами.
– Разина идет по коридору, – сообщила она. Жданов обернулся, непонимающе посмотрел на девушку, растерянно улыбнулся и спросил:
– По какому коридору?
– По нашему коридору. Разина идет по нашему коридору.
– А куда она идет? – все еще не понимая смысла услы-шанного, спросил Эдуард Фомич.
Лиза шла по узкому неярко освещенному коридору, по серой ковровой дорожке, мимо безликих дверей. Она никуда не торопилась. Ей никто не встречался на пути, из-за дверей не доносилось ни звука. В здании будто бы никого не было, кроме нее.