Дальше - больше. Следуя за тетушкой Кейт из комнаты в комнату, Генри не мог избавиться от ощущения, что попал на экскурсию в музей.
После мрачноватого убранства холла гостиная казалась особенно гостеприимной и светлой: потоки солнечных лучей, врываясь сквозь высокие узкие окна, согревали золотистыми красками роскошный абиссинский ковер, фортепиано красного дерева, массивную мебель самое позднее восемнадцатого века...
Далее по коридору была библиотека. Здесь царила атмосфера готики. Немыслимых размеров камин; длинные ряды стеллажей; галерея (также сплошь в книжных полках) огибала комнату поверху. От резьбы, позолоты и причудливого орнамента на высоченном дубовом потолке рябило в глазах.
Кейт распахнула дверь последней комнаты, в самом конце длинного полутемного коридора.
- А вот и мой кабинет!
Помещение поражало размерами - футов тридцать на тридцать, мысленно отметил дотошный Генри. Здесь также имелся камин, облицованный белоснежным резным мрамором, с эркером, уставленным цветочными горшками. У многих растений вид был довольно унылый, а некоторые и вовсе засохли. Основной же достопримечательностью комнаты, вне всяких сомнении, был неимоверный хаос во всем - начиная с самой обстановки и заканчивая элементарной пылью. Мебель по большей части состояла из столов и стульев, и все без исключения горизонтальные поверхности были заняты... котами.
Генри еще не приходилось видеть, чтобы в одном помещении собрались коты в таком количестве. Коты упитанные и тощие. Коты короткошерстные и коты, смахивающие на живые метелки. Коты голубые. Коты белые, пятнистые, серые. Коты сиамские, коты персидские и коты неизвестных пород. Коты вполне зрелого возраста и их новорожденные отпрыски. Коты с длинными хвостами и вообще без хвостов.
Кейт вышла из кабинета - видимо, за обещанными напитками, - и Генри, оставшись в одиночестве, получил возможность осмотреться, чем сразу же и занялся. Длинный стол в самом центре комнаты был завален грудами всевозможнейших предметов - от обрезков ткани и спутанных клубков разноцветной шерсти до совсем уж мужской утвари вроде плоскогубцев и молотков. Изумленный взгляд Генри перескакивал с деревяшек на кучи бумаг: газеты, копирку, листы ватмана, с огрызков карандашей на ножницы, с недоеденного апельсина на чашки из-под кофе - четыре чашки, и все грязные.
По стульям и по полу были разбросаны музыкальные инструменты (гитара, цитра, лютня, ударные), несколько незаконченных вышивок, рамка для пике с натянутой, но нетронутой тканью и два пластмассовых монстра - Дракула и Кинг-Конг - из игры типа "Сделай сам". Пол - в тех местах, где его можно было разглядеть между котами, - сверкал светло-желтым паркетом. Стены же отливали бледной зеленью - впрочем, практически вся их поверхность была увешана картинами, постерами и фотографиями, совсем как в новомодных художественных галереях. Единственное живописное полотно, удостоившееся свободного пространства над камином, оказалось японской акварелью с выписанными тончайшей кистью цветущими вишнями. Натренированный глаз Генри сразу же уловил руку большого мастера, что еще сильнее отвратило его от остальных художеств.
Множество фотографий в рамках - тошнотворно сентиментальных, кстати сказать, - изображали котов и котят в самых разных видах и не менее разнообразной обстановке. Несколько снимков запечатлели скульптурные головы неизвестных Генри личностей; один - мужчину в кокетливой женской шляпке и еще один - непонятного пола существо с дурацким подобием короны на голове и до карикатурности уродливой физиономией.
Тут же обнаружилась средневековая карта Земли, жутко воинственное воззвание в защиту женской эмансипации и громадное, во всю стену и чуть ли не в человеческий рост, изображение футболиста. Под плексигласом шлема лица почти не было видно, но даже и без подсказки в виде цифры 9, красующейся на широкой груди спортсмена, Генри запросто назвал бы имя футбольного кумира Кейт.
С тяжким вздохом Генри обернулся и был встречен неожиданно сочувствующим взглядом нелепой персоны в клетчатом килте.
- Подавляет, да? - с дружеской улыбкой заметил Тед.
Потрясенный увиденным до глубины души, Генри напрочь забыл о манерах.
- Она что это, всерьез?
- Хороший вопрос... - протянул Тед. - В самую точку. Вы весьма проницательны. И впрямь - насколько Кейт всерьез? А бог ее знает. Все эти ее странности... некий росток правды в них есть, но... признаться, я и сам в недоумении.
- Росток правды, - медленно, точно пробуя слова на вкус, повторил Генри. - Во всем? Включая и утверждение, что она колдунья?
- А-а! - глубокомысленно кивнул Тед. - Вот он, вопрос вопросов!
Прежде чем Генри успел сообразить, готов ли он продолжать тему, дверь распахнулась и в кабинет вошли Кейт и Элли с подносами в руках. Генри рванулся к Кейт забрать поднос... да так и остался стоять с протянутыми руками, парализованный жуткими звуками. Казалось, целая стая голодных волков ворвалась в дом и несется по коридору, держа путь прямиком в кабинет.
- Дьявольщина! - фыркнула Кейт. - Про собак забыла. Тед, дверь! Быстро!
Тед, разумеется, опоздал. Миг спустя рычащая лавина хлынула в комнату.
От адского шума зазвенели стекла, яростные окрики Кейт и Теда слились со злобным кошачьим воем и рычанием псов. Разноцветная пушистая братия шрапнелью разлетелась во все стороны. Генри прочно прирос к полу и не пошевелился, даже когда некое оскаленное клочковатое создание обвилось вокруг его лодыжек. Громадный, кроваво-бурый мастиф уже нацелился на его горло, но Генри лишь прикрыл глаза, так и не двинув оцепеневшими конечностями.
Падение оказалось неожиданностью для него самого. Каменной глыбой рухнув на пол, Генри мгновенно ощутил на себе тяжесть лохматого исчадия ада; жаркое и влажное дыхание обволакивало лицо... Генри открыл глаза; наткнулся взглядом на жуткий оскал и истекающий слюной язык; закрыл глаза. В один присест пес любовно облизал его лицо от подбородка до лба.
Кейт что-то рявкнула. Мастиф соскользнул с Генри и, трусливо взвизгивая, отполз в сторону. Генри не винил пса за трусость, скорее, наоборот, даже посочувствовал. Когда в следующее мгновение раздалась команда, уже адресованная ему самому, он подчинился с той же покорной готовностью и с трудом поднялся-таки на ноги, хотя по некоторым соображениям прежняя поза его устраивала гораздо больше.