Такая перспектива ужаснула даже доктора:
- Боюсь, четыре матча "Редскинз" подряд мне не выдержать!
- Но это же те матчи, где "Редскинз" выигрывают! - Тетушка Кейт обиженно насупилась. - Так и быть, раз ты такой зануда, в промежутке покажу "Ночь в опере".
Доктор несколько опешил и тут же расхохотался.
- Ты невыносима, Кейт! - выдавил он наконец. - Я тебя обожаю. Выйдешь за меня?
- Нет! - решительно отвергла предложение тетушка. - Но буду жить с тобой в грехе... пока смерть не разлучит нас. Давайте-ка за дело. Фрэнк и Дональд, вы осмотрите...
- Ни в коем случае, только не разделяться, - уже серьезно сказал доктор. - Пойдем все вместе.
Так они и сделали. Никогда еще дом не казался таким огромным, таким таинственным, таким угрожающе безмолвным.
Элли улучила возможность переброситься несколькими словами с тетушкой, пока мужчины проверяли на прочность баррикаду из кастрюль и сковородок у разбитой балконной двери.
- Пожалуйста, Кейт, прекрати свои шуточки насчет привидений. Ты дразнишь Генри, но я-то тоже живая! Видела б ты этот ужас на лестнице...
- Зачем? Дональд очень красочно описал и привидение, и твой обморок.
- Кейт, я же просила!
Тетушка открыла рот, подумала и захлопнула.
- Ладно. Извини, солнышко.
Впятером они обошли весь дом, не обнаружив ничего опасного, если не считать Роджера. Правда, внезапное появление крысы из-за бюста Китса в маленькой гостиной едва не стоило Генри жизни. Нужно отдать Генри должное он оправился от потрясения быстрее, чем ожидала Элли. Более того, к концу обхода заметно повеселел. Вероятно, Генри втихаря уже примерял лавры героя ночного приключения. Кто, как не он, был единственным молодым, сильным и здоровым мужчиной в компании? Воспрянув духом, Генри принялся похлопывать тетушку Кейт по плечу и отпускать замечания типа "Ничего, дамы, не волнуйтесь. Вы в полной безопасности".
- А не глотнуть ли нам чего-нибудь освежающего? - игриво спросил он, когда вся компания вернулась туда, откуда начался обход, - на кухню.
- В моем кинозале есть бар, - заверила его Кейт. - С напитками проблем не будет... Но мы кое о чем забыли. Дональд, где рукопись?
- В надежном...
- Самое надежное место - у нас перед глазами. К чему зря рисковать, спрашивается? Где она?
- Ладно, уговорила. В твоем кабинете.
- Боже правый! Туда же легче всего забраться! Окна слишком...
- Зато там сам черт ногу сломит. Сомневаюсь, чтобы ты могла что-то найти в этом хаосе. А уж чужак...
- Ладно, пошли отыщем треклятый листок. Нет-нет, только все вместе.
В этот миг скрежещущий, с металлическими нотами звук ударил по барабанным перепонкам. Генри взвизгнул и вцепился в Дональда; тот ответил звериным воем.
- Хотел тебя поддержать, старина, - то ли проговорил, то ли простонал Генри. - Что... м-м... что это было?
- Интерком, - равнодушно отмахнулась Кейт. - Он у меня изредка подвывает. Кто его включил?
Тетушка обвела всех взглядом, и лицо ее вытянулось. Ни один за собой такого не помнил.
- Господи, Кейт! - нетерпеливо воскликнул доктор. - Держу пари, ты сама и включила. Машинально. Или, что вполне вероятно, в очередной раз напутала с проводами.
Возражать Кейт не стала, но ей явно было не по себе.
- Нужно побыстрее забрать документ! Пошевеливайтесь.
По дороге в кабинет тетушка хранила угрюмое молчание и немного успокоилась лишь при виде знакомого кавардака, к которому, похоже, никто не прикасался. Хотя, если подумать, преступник мог хозяйничать здесь хоть целый день - вряд ли это кому-нибудь бросилось бы в глаза.
- Листок где-то там. - Дональд кивнул на один из столиков с кучей старых журналов. Пока он рылся в журналах, Кейт стояла на пороге, нервно притопывая и бросая настороженные взгляды то в один угол комнаты, то в другой. Ее нервозность передалась и остальным. У Элли мурашки поползли по спине; ей все казалось, что за ней наблюдают чьи-то враждебные глаза.
- А зачем ты притащила сюда ширму, Элли? - вдруг спросила тетушка. Ей место в библиотеке.
Трехстворчатая ширма высотой в человеческий рост, массивная, из резного дерева и кожи с позолотой, занимала самый дальний от окна угол. Угол был к тому же и самый темный, но ширму Элли сразу узнала.
- Я ее не трогала. Дональд, ты не...
Элли обмерла. Остальные застыли каменными изваяниями. На сцену выступило последнее, величайшее детище Теда. Вначале был свет... уже знакомое Элли тошнотворно-зеленоватое мерцание. Блеклый круг, казалось, висел в воздухе. С каждой секундой пятно становилось все ярче, из него постепенно начала вырисовываться фигура... темная, как тени, из которых она была соткана, но чудовищно прозрачная. Сквозь туманное тело отчетливо просматривался позолоченный рисунок ширмы.
Кокон черного одеяния обволакивал фигуру с головы до пят; даже руки прятались в складках широких рукавов. Призрак запрокинул голову в капюшоне... но лица не было... лишь пугающе черный провал. Одна рука начала медленно подниматься, потом застыла в указующем жесте. Широкий рукав казался пустым, но из него вдруг потянуло холодом... Ледяная струя коснулась лица Элли, взъерошила волосы. В комнате раздалось жужжание... Странный звук то затихал, то усиливался, а холод становился все ощутимее, все пронзительнее. В ледяном потоке фигура качалась, словно нарисованная на полупрозрачном листе бумаги. И вдруг застыла, грозно выбросив вперед руку.
От падения тяжеленного тела в кабинете вздрогнули стены. Элли оглянулась. Генри лежал без сознания.
Странное дело, но этот обморок вырвал Элли из оцепенения. Фокус, что ни говори, впечатлял... Она по-прежнему не понимала, как это все устроено и как неизвестный сумел пробраться в дом, зато точно знала, что это всего лишь гениальный трюк, к которому загробный мир не имеет никакого отношения. И еще она точно знала, чего требует пришелец. Тот повторил свой угрожающий жест, и страницы журнала в руках Дональда зашелестели в холодном потоке.
На обложке иллюстрированного еженедельника "Спорт" красовался Мухаммед Али. Яркие, сочные краски оттеняли болезненную бледность Дональда. Он не произнес ни слова, но упрямо покачал головой.
Доктор накрепко сцепил руки вокруг Кейт. Не для того, чтобы поддержать, - напротив, он едва удерживал ее на месте. Кейт билась в его железной хватке, рвалась из объятий, пока наконец не взорвалась негодующим криком: