– Прекрасно, – отрезала тетка, – приходите в одиннадцать утра, Барыкинская улица…
– Но лучше после трех, когда ребенок дома…
– Настя изображает болезнь, – сообщила баба.
– Тогда подождем, пока выздоровеет.
– Дорогая, – высокопарно заявила нанимательница, – вы не дослушали. Анастасия – симулянтка, а мать ей совершенно зря верит. Приходите, она сидит у компьютера, развлекается и ничего другого не желает делать!
– Значит, вы не мама?
– Бабушка, Элеонора Михайловна, – представилась собеседница. – Жду в одиннадцать.
Я с удивлением посмотрела на трубку. Вот ведь как странно – обычно бабули балуют внучек до безобразия, но здесь, похоже, иной вариант.
Усадив Веру пить чай, я опять приступила к допросу:
– Фамилию не вспомнила?
– Нет.
– Адрес.
– Нет, – покачала головой Верочка и улыбнулась. – Ой, мышки вышли.
Билли и Милли сидели у раковины в ожидании завтрака. Я взяла со стола тарелочку с геркулесовой кашей, положила себе на ладонь пару ложек и протянула Милли. Та принялась преспокойно лакомиться. Я погладила ее другой рукой по шерстке.
– Можно мне тоже потрогать? – попросила Вера.
– Конечно, Милли не боится.
– Ой, какая лапочка, шубка бархатная, нежная-нежная, – радовалась Верочка и внезапно сказала:
– А вот у моей собаки шерсть жесткая.
– У тебя собака? Какая? Вера призадумалась:
– Большая… Не помню…
Я сбегала к Наташе и попросила “Энциклопедию домашних любимцев”. Страшно забавная книжка с фотографиями кошек, всевозможных псов, хомячков и морских свинок. Пудели, мопсы, таксы и овчарки оставили Веру равнодушной. Но, перевернув одну из страниц, она захлопала в ладоши:
– Вот, жутко похоже, эта мне нравится.
Я вгляделась в картинку. Мне изображенное на ней животное не показалось милым. Высокая собака с неаккуратной, какой-то клочкастой шерстью. “Дратхаар” – гласила подпись. Надо же, первый раз узнала, что есть такая порода. Вообще говоря, по-немецки Draht – это проволочка, а Haar – волос. У собаки, которая называется “проволочный волос”, шерсть и впрямь должна быть жесткой.
ГЛАВА 7
К Элеоноре Михайловне я вошла ровно в одиннадцать. Отлично отремонтированная квартира, роскошная мебель и великолепные ковры. Семья явно не нуждалась. Бабушка оказалась вполне моложавой женщиной со спортивной фигурой и умело подкрашенным лицом. В ушах у нее ослепительно сверкали серьги, скорей всего, с бриллиантами. Я не слишком разбираюсь в камнях, у меня никогда их не было, а из драгоценностей владею только двумя золотыми колечками с ужасающими рубинами. Они достались мне в наследство от тети Раи.
Элеонора Михайловна царственным жестом указала на кожаный диван и завела долгий монолог:
– Вас порекомендовала мать Кирилла Когтева. Она вами очень довольна. Кирилл подтянул немецкий, вышел на твердую пятерку.
– Он хороший мальчик, старательный.
– Анастасия – лентяйка, – отрезала бабка, – вся в своего отца. Слава богу, он больше не живет с моей дочерью. Отвратительный человек.
Изобразив на лице самую сладкую улыбку, я качала головой. Нам с Тамарой нужны деньги, и я не капризничаю, учу всех, кто готов платить. Репетиторский хлеб тяжелый, приходится искать контакт не только с ребенком, но и с его родственниками, а это порой крайне непросто. Элеонора Михайловна не вызвала у меня хороших эмоций, именно поэтому я старательно растягивала губы в разные стороны.
– Абсолютно неуправляема, груба, эгоистична, – не унималась бабушка, – уроки никогда не делает, носит сплошные тройки и замечания. При малейшей возможности плюхается у телевизора и тупо пялится в экран. Вылитый отец! Тот тоже день-деньской футбол смотрел. Ваша задача вывести Анастасию на четверку. Можете приступать, ее комната по коридору налево.
– Но она ведь больна…
– Симуляция, сунула градусник в чай и демонстрирует, а все, чтобы не работать. Ее отец тоже, – она внезапно остановилась.
Я, стараясь не рассмеяться, мысленно докончила фразу: “…засовывал градусник в кипяток и показывал начальству”.
– Начинайте, – скомандовала Элеонора Михайловна.
Я пошла по коридору, чувствуя между лопаток ее злобный взгляд. Комната девочки была обставлена скудно, если не сказать бедно. В тесном маленьком помещении стояли только весьма потертый диван и замусоленный письменный стол, на стене висело несколько книжных полок. Удивляло полное отсутствие игрушек и каких-либо ненужных мелочей – стеклянных фигурок, фенечек, пластмассовых стаканчиков и дисков, которые обожают девочки. Впрочем, ни телевизора, ни магнитофона, ни плеера тоже не наблюдалось. Больше всего этот унылый пейзаж напоминал тюремную камеру: ничего лишнего, только самое необходимое. Настя, тоненькая девочка с роскошной рыжей косой, встала при моем появлении и шмыгнула носом. Красные глаза без слов говорили – у ребенка простуда.
– Садись, Настя, – приветливо обратилась я к девочке. – Имей в виду, я никогда не работала учительницей, просто хорошо знаю язык. Давай попробуем подружиться.
– Ладно, – шепнул ребенок.
– Какой у тебя учебник? “Дойчмобил”?
Я протянула руку к стопке книг на краю стола и увидела на занавеске записку. Ярким красным фломастером на иссиня-белой бумаге был написан потрясающий текст:
"Настя – ленивая врунья. Она обязана: а) делать уроки; б) убирать комнату; в) вежливо разговаривать; г) есть три раза в день, а не каждый час; д) помнить, что ее отец – это дурной пример”.
– Кто написал сей меморандум? – изумилась я.
– Бабушка, – шепнула Настя. – Она хочет, чтобы из меня вышел хороший человек. Секунду поколебавшись, я сказала:
– Знаешь, мы сейчас это снимем и выбросим.
– Бабушка ругаться станет, – испугалась девочка.
– Не беда, – успокоила я ребенка и содрала “указаловку”.
Через час мне стало понятно: Настя предельно запугана. Ее двойки – результат неуверенности, а не лени.
– Почему здесь нет игрушек? – поинтересовалась я, когда время, отведенное на занятия, истекло.
– Бабушка говорит: плохие дети не имеют права на игрушки, а я плохая, я – двоечница, – заученно повторила Настя.
Жаркая волна злобы поднялась со дна моей души.
– Мама твоя где?
– Деньги зарабатывает, у нее бизнес, – вздохнула ученица, – редко приезжает, я с бабушкой живу.
– Ну-ка, дай чистый листок! . – Зачем?
– Давай, давай!
Трясущимися от злости руками я принялась выводить крупными буквами свой текст:
"Элеонора Михайловна – злая бабушка. Она обязана: а) быть добрей; б) купить Насте игрушки; в) перестать ее ругать; г) помнить, что растущий ребенок постоянно хочет есть; д) знать, что во внучке кровь не только отца, но и матери, а, следовательно, и бабушки”.
– Ну-ка погляди потихоньку, что Элеонора Михайловна делает?
Настя выскользнула в коридор и через секунду сообщила:
– В магазин вышла.
– Откуда знаешь?
– Кухня заперта и ее комната. Она всегда все закрывает, если уходит.
Мы взяли “письмо” и прикололи его на занавеску в ванной.
– А ты, Настёна, – велела я, – помни, что являешься отличной, умной, красивой девочкой.
– Я нескладная…
– Ерунда, просто фигура еще не оформилась, и потом, смотри, какие у тебя роскошные волосы, очень редкого цвета…
– Вы еще придете? – прошептала Настя, беря меня за руку.
– Обязательно, – пообещала я.
Гнев остыл только в метро. Ну кто решил, что пожилые люди умны, тактичны и добры? По-моему, к старости характер только портится. Появляется обидчивость, слезливость и неуемное желание всех поучать! Продолжая злиться, я прибыла домой и налетела на Веру:
– Больше ничего не вспомнила?
– Нет, – мотнула та головой, опуская кисточку в воду.
– Откуда у тебя краски и бумага?
– Тамара купила, – радостно пояснила Верочка, – попросила картину написать, пейзаж для гостиной!
Она с восторгом принялась водить по листу мокрой кистью. Из моей груди вырвался тяжелый вздох. Все-таки она нездоровый человек. Ну кому придет в голову опускать кисть в воду, а потом размазывать ее по ватману? Надо же краску зачерпнуть. Но Верочка самозабвенно мочила бумагу. Наконец я не выдержала: