– Возьми краски.
– Нет, – улыбнулась Вера, – это акварель, а перед тем как начать работать красками, нужно пропитать лист водой.
– Зачем?
Вера пожала плечами:
– Так нужно.
– Откуда знаешь?
– Знаю, и все тут, – ответила Верочка и уставилась в окно.
Оставив ее творить, я прошла в спальню и позвонила Ленке Малаховой. Ленусик – психолог и всегда готова дать добрый совет.
– Скажи, – спросила я, услыхав звонкое “алло”. – Все ли сумасшедшие теряют память?
– Ну, в психиатрии я разбираюсь плохо, – завела Ленка.
– Разве психолог и психиатр не одно и то же?
– Нет, конечно, – засмеялась Ленка. – Но, насколько я понимаю, амнезия не характерна для измененных состояний. Конечно, частенько наблюдается аутизм, но его не следует путать с амнезией.
– А если попроще, по-человечески объяснить?
Ленка захихикала:
– Шершавым языком журнала “Здоровье”? Обитатели сумасшедших домов часто не любят вступать в контакт, разговаривать. Ты ему: “Как зовут?” А в ответ – тишина. Но не потому, что память потерял, а потому что беседовать не желает. Усекла?
– Амнезия отчего бывает? Ленка присвистнула:
– Практически неизученная вещь. От удара, стресса, насилия, словом, когда организм защищается…
– Это как понять?
– Ну, допустим, напал на девушку насильник, сделал свое дело и бросил несчастную. А у той потеря памяти, провал. Ее мозг понял„что воспоминания о насилии опасны для хозяйки, и “стер” информацию.
– И она забыла, как ее зовут?
– Ну это уж слишком. Просто не может понять, отчего платье разорвано… Наш мозг может творить чудеса, он вытесняет неприятные сведения. Вот я, например, не могу запомнить телефон свекрови. А почему? Да просто мои глупенькие мозги считают, что лучше мне с этой дамой не начинать беседу, и, надо отметить, они правы.
– Значит, потерявшие память не психи?
– Только в редких случаях.
– Почему же все так странно: имя человек забыл, фамилию, адрес, а воду в чайник наливает и в сеть включает и зубы чистит?
– Я же сразу сказала: амнезия – темное, плохо изученное дело, – терпеливо пояснила Ленка, – бытовые навыки, пристрастия, как правило, остаются. Если до болезни любил шоколад, то, заработав амнезию, не начнет есть соленые огурцы. Да зачем тебе все это?
– Сценарий хочу написать, “мыльную оперу”.
– Молодец, – одобрила Ленка, – выгодное дело.
Я положила трубку и принялась задумчиво глядеть в зеркало. Значит, Вера не сумасшедшая. Честно говоря, она не слишком смахивает на завсегдатая специализированных лечебниц…
Резкая трель звонка заставила меня вздрогнуть. Наша квартира похожа на проходной двор. Как у кого что случится, сразу сюда!
– Помогите, – завопила Аня, – умирает!
– Что на этот раз?
– Жуткая болезнь! Наверное, чума!
– Не пори чушь, – обозлилась я. – Чума осталась только в пробирках.
– Нет, – рыдала Анюта, – нет. Машка страшно заболела. Вилка, пойди взгляни.
Если о чем я понятия не имею, так это о детских инфекциях. Сама ничем не болела. Кажется, такое явление врачи называют “эффектом цыганского ребенка”. Крохотный человечек бегает почти босиком по ледяным лужам, ест все подряд, спит под дерюжкой и… не болеет. Тетя Рая не слишком за мной приглядывала. Я вбегала в дом в мокрых ботинках, хватала холодную отварную картошку без масла, запивала водой из-под крана и снова неслась на улицу. Но все болячки обошли меня стороной, а вот Томуся, которую оберегали, как драгоценную хрустальную вазу, и в июне не выпускали на прогулку без шерстяных носков и шапочки, поимела весь букет – свинка, ветрянка, корь, скарлатина, коклюш…
– Вот, – трагически возвестила Аня, подталкивая меня к Машкиной кроватке, – вот.
Я уставилась во все глаза на пухленькую девочку, весело потрошившую плюшевого мишку. Зрелище было не для слабонервных. Все хорошенькое личико Машки покрывали ровные пятна. Цвет их колебался от нежно-голубых до интенсивно синих. Несколько пятнышек виднелось на тыльной стороне пухленьких ручек.
– Ну-ка, сними с нее пижаму, – велела я. Анюта, всхлипывая, стащила с дочери розовый комбинезончик с вышитыми на нем зайчиками.
Обнажилось толстенькое нежное тельце, очаровательное, в складочках и ямочках. Пятен на нем не было. Странная зараза поразила только личико, кисти рук и стопы.
– Надо звонить доктору, – вздохнула я и стала набирать телефон Кости.
По счастливой случайности, тот оказался дома.
– Синие пятна? – удивился Костик. – На лице?
– Немного есть на руках и ногах.
– Синяки?
– Нет, – пробормотала я, – на кровоподтеки не похоже.
– Сейчас приду, – пообещал приятель. Аня, безостановочно рыдая, твердила:
– Господи, только бы не скончалась!
Но Машка, судя по всему, умирать не собиралась. Она весело лопотала и безостановочно требовала:
– Бум-бум, Мака, бум-бум. Я дала ей карамельку, и Маша принялась аккуратно разворачивать бумажку. Наконец прибыл Костя.
– Интересно, интересно, – бормотал он, изучая пациентку. – Первый раз с подобным сталкиваюсь. И давно это с ней?
– Нет, – всхлипнула Анюта, – только началось.
– Изложи детально, – потребовал Костя.
Аня принялась перечислять события сегодняшнего дня. Утром гуляли, потом обедали, затем она уложила Маню спать. Поскольку дорогие памперсы ей не по карману, то Машка тут же намочила постель, и пришлось менять белье. Анечка постелила новый, купленный вчера возле магазина “Детский мир” комплект – простынка, наволочка и пододеяльник, белые в синий горошек. Дочка спокойно заснула, а потом началась эта жуткая, страшная, смертельная, неизлечимая, неизвестная науке и лучшим врачам болезнь.
– Ой, погоди, не тарахти, – поморщился Костя, – говоришь, белье в первый раз постелила?
– Да, – подтвердила Аня.
Костя послюнил палец и потер подушку.
– Вот, – торжественно произнес приятель, – гляди!
Мы уставились на его темно-синюю фалангу.
– Это что? – осевшим голосом прошептала Аня. – Так заразно? Через белье передается?
– Нет, – хмыкнул Костя, – краска такая некачественная. Дочка твоя во сне вспотела, и все горошки на ней и отпечатались.
– Значит, она не умрет?
– Скончается когда-нибудь лет в сто от старости, – хихикнул Костя, – только имей в виду, линючая наволочка не будет иметь к этому никакого отношения.
Анюта облила нас всех слезами и принялась угощать чаем. Я отказалась, а Костя с удовольствием принялся за домашний пирог с вареньем.
Дома я залезла в спальне на диван, вытащила толстую серую тетрадку, ручку и призадумалась. Когда я записываю свои мысли, это мне всегда помогает. Итак, что мне известно. Имя – предположительно Вера, хотя не точно. Скорей всего не сумасшедшая, а просто потерявшая в результате стресса память девушка. И почему ее не ищут родственники? Как на ней оказалась рубашка, отданная Гале? И где сама Галя? Наверное, дома.
Я отложила ручку и принялась выщипывать нитки из покрывала. Интересно, что приключилось на Дорогомиловке? Кто убил девушку Валю и двух парней? Нет, как ни крути, а придется вновь ехать на Ремонтную улицу и попытаться отыскать Галину. Ну должна же она помнить, кому отдала ночную сорочку?
Посидев еще минут десять, бессмысленно ковыряя накидку, я приняла решение. Еду к Гале. Надеюсь, сегодня ее папаша окажется вменяемым.
Но дверь мне открыла заплаканная женщина с изможденным, каким-то “стертым” лицом. Жидкие пряди волос мышиного цвета уныло свисали, обрамляя худенькую треугольную мордочку. У наших Билли и Милли мех сверкает и переливается, несмотря на серый оттенок. У женщины же волосы напоминали старые штопальные нитки. Блеклые голубые глаза, выцветшие брови и бескровные губы.