Но за дверью, робко переминаясь с ноги на ногу, стоял мой ученик Тема.
– Тетя Веля, – пробормотал он, – вы забыли, да? Точно, совершенно вылетело из головы.
– Идем, детка, – сказала я и пошла в соседнюю квартиру.
Темочка – замечательный двоечник. Больше всего на свете он любит покушать, причем особых пристрастий в еде не имеет. Ест все подряд, ему нравится сам процесс. Результат налицо, вернее на теле. Весит Темка значительно больше меня, впрочем, это неудивительно. Учение дается ему с трудом: ну не лезет наука в детскую голову. В дневнике ровными рядами стоят двойки, но в четверти, да и в году волшебным образом выходят вожделенные тройки, и Темочка переползает в следующий класс. Впрочем, любым чудесам находятся вполне реальные объяснения. Во-первых, Темка милый и абсолютно неконфликтный ребенок. Учителя частенько используют его в качестве тягловой силы: просят донести до дома неподъемную сумку с тетрадями или переставить парты. Артем никогда не отказывает, его любят, и учительская рука сама собой выводит “удовлетворительно”. А во-вторых, Наташа, его мать, постоянно таскает в школу всевозможные презенты. Сколько раз я говорила ей:
– Забери парня из этой школы. Не тянет он. Немецкий пять раз в неделю по два часа! Ну куда ему! Отдай после девятого класса учиться на повара или на парикмахера!
Но нет предела родительскому тщеславию. Наташа категорично заявляет:
– Никогда. Я всю жизнь копейки считаю, пусть хоть мой ребенок в люди выйдет, высшее образование получит. Ты его тресни, если лениться начнет, но немецкий он обязан знать.
Вот мы и продираемся сквозь дремучие заросли чужого языка, как кабан через терновник, оставляя повсюду капли крови, в основном моей, потому что Теме, честно говоря, все по фигу, и он только ждет вожделенного мига, когда за “репетиторшей” захлопнется дверь. Пару раз он хитрил и переводил стрелки будильника вперед, но теперь я умная и приношу часы с собой.
Глубоко вздохнув, словно пловец перед многокилометровым заплывом, я как можно более ласково произнесла:
– Ну, котеночек, давай, начнем с глаголов.
Наверное, в каждом языке есть свои грамматические примочки. Посудите сами. Например, глагол “класть”. Я кладу, ты кладешь, он кладет…
Вроде просто, но почему тогда сотни и сотни россиян произносят: “Я покладу”? А близкий ему по смыслу “положить”? Я положу… Ан нет. Во многих устах он звучит по-другому: я ложу. Ложу, и точка! Парадоксальным образом иностранцы, хорошо знающие русский язык, никогда не совершают подобных ошибок. Им вдолбили в голову, что это не правильно. Впрочем, и у немцев полно своих “грамотеев”, не знающих правил собственного языка. Трудности чаще всего возникают с глаголами сильного и не правильного спряжения. Три основные формы этих глаголов следует заучить наизусть, как молитву, иначе никогда не скажешь правильно фразу в прошедшем времени.
– Ну, Темочка, давай глагол “читать” – lesen…
– Lus, gelusen, – выпалил мальчик.
– Не попал! Еще разок – lesen…
– Laste, gelasen, – пробормотал “Ломоносов”.
– Нет, ну, котеночек, соберись, – lesen…
– Lis, gelisen, – снова попал пальцем в небо Тема.
Я тяжело вздохнула и, чтобы не дать ему затрещину, крепко сцепила под столом руки. А еще говорят, что ангельское терпение можно приобрести только в результате медитаций и молитв! А вот и нет, стоит месячишко позаниматься с Темой, и вашему умению владеть собой позавидуют буддистские монахи. Если, конечно, вы не убьете Артемку в первые же дни…
– Котеночек, ты не знаешь.
– Я учил, – заныл Тема, косясь на будильник, – честное благородное, все делал, как велели, перед сном десять раз прочел.
– Понимаешь, – принялась я проникновенно объяснять ленивому мальчишке суть, – могу помочь написать сочинение или растолковать правило, но открыть тебе голову и ложкой положить туда знания мне слабо. Надо и самому чуть-чуть поработать. Ну, котик, lesen… Я закрыла глаза.
– Las, gelesen.
Из суеверия я не стала открывать глаз.
– Отлично, gehen…
– Ging, gegangen, – опять совершенно верно. Я открыла глаза и строго велела:
– Отдавай шпаргалку!
– Это не я, – опять заныл Темка и ткнул пальцем в сторону двери, – это она!
Там стояла Кристина. Увидав мой удивленный взор, девочка засмущалась:
– Простите, случайно вышло, меня прислала Тамара, сказать…
– Погоди, – перебила я ее, – ты знаешь немецкий?
– Немного, – ответила Крися, – в колледже пятерки ставили.
Мы поболтали чуть-чуть, и я с восхищением признала, что девочка великолепно владеет языком, а произношение у нее безукоризненное.
Хорошие, однако, школы были в Грозном, если там давали такие знания.
– Летом папа обычно отправлял меня в Германию на три месяца, – как ни в чем не бывало продолжала Кристя.
Ничего себе! Наверное, Зоя с мужем отлично зарабатывали! Что же она тогда плела про парикмахерскую и отсутствие денег?
– Папа говорил: “Учись дочка, дело тебе передам”.
– И что у него за дело? Кристина замялась:
– Всего точно не знаю, вроде магазины и еще что-то…
Учебник немецкого языка выпал у меня из рук.
– Они что, с мамой в разводе были?
– Моя мама умерла, – тихо напомнила Кристина.
– Извини, просто очень удивилась. Раз твой отец столь состоятельный, как же он бросил вас в Грозном? – Произнеся эту фразу, я тут же осеклась. Надо же быть такой дурой! Зоя-то говорила, что Ивана убили! Сейчас Кристина разрыдается…
Но девочка стойко выдержала удар. Секунду она, не мигая, глядела в сторону, потом ответила:
– Зоя мне не мать.
Я почувствовала легкое головокружение.
– А кто?
– Никто.
– Как же ты с ней познакомилась, где?
– Она меня на дороге подобрала, возле села Мартан.
– Артем, – строго приказала я, – садись и учи глаголы, через час вернусь и проверю.
Дома мы усадили Кристину на кухне и велели рассказать все по порядку.
Девочка начала перечислять события своей короткой, но бурной жизни.
ГЛАВА 4
Родом она из Екатеринбурга. Папа – Зотов Анатолий Иванович, бизнесмен, предприниматель, богатый человек. Кристину в колледж возил шофер, а дома за ней ухаживала няня. Мама девочки скончалась.
Жизнь Кристины текла размеренно и счастливо в окружении подруг, игрушек и прочих радостей. Однажды шофер отвез ее к Лене Родиной в гости, а часов в семь вернулся и сказал, что папа велит срочно ехать домой. Он довел Кристину до машины, девочка села в салон и увидела там приятного черноволосого мужчину.
– Это близкий друг Анатолия Ивановича, – объяснил шофер, заводя мотор.
Не подозревая ничего плохого, наивная девочка села рядом с незнакомцем. Вскоре она почувствовала легкий укол в ногу, и наступило беспамятство.
Очнулась Кристя в каком-то доме, в довольно большой комнате с плотно закрытыми окнами. Девочка начала стучать в запертую дверь, она открылась, и появилась стройная женщина, замотанная платком.
С сильным акцентом она объяснила Кристе, что шуметь на надо, что ее похитили и отпустят, когда папа заплатит большой выкуп. Бить и морить голодом ее не станут. Вместо туалета ей предложили стоявшее в углу ведро. Свои обещания баба сдержала. Раз в день в комнату всовывали железную миску, доверху набитую кашей, в ней утопали толстые ломти хлеба. Рядом ставили бидон с водой. Никто и пальцем не тронул девочку, но из комнаты ее никуда не выпускали. Первые дни Кристя рыдала как безумная, потом успокоилась, узнала у “тюремщицы” число и с 18 сентября принялась делать на стене зарубки. Самыми мучительными были невозможность помыться, сменить белье и скука. Делать было абсолютно нечего. Кристя попробовала спать сутками, но здоровый детский организм отказывался подчиняться такому графику. Тогда она стала просить у бабы что-нибудь почитать. Тетка не ответила ни “да” ни “нет”, но вечером бросила в “камеру” истрепанные томики. Кристя радостно кинулась смотреть, что ей дали. Коран на русском языке и “Похождения Ходжи Насреддина”. Оба произведения Кристя выучила почти наизусть, и если бы мусульмане разрешили, могла бы запросто работать муллой. Во всяком случае, суры Корана она распевала не хуже выпускников медресе.