Галина Романова
Черт из тихого омута
Глава 1
У Софьи Перовой имелось три жизненно важных правила, которым она никогда и ни при каких обстоятельствах не изменяла.
Первое правило – вынесенное ею из детства вместе с колыбельной и сказками про Карлсона: никогда не разговаривать с незнакомцами.
Правило второе – очень удачно помогающее ей избегать проблемных ситуаций в жизни: никогда не совать нос в чужие дела.
И правило третье – очень плавно вытекающее из первых двух: никогда и ни при каких обстоятельствах не позволять навязывать себе ненужных ситуаций.
Руководствуясь этими правилами, Софья Перова беспроблемно дожила до двадцати четырех лет и через неделю готовилась встретить свое двадцатипятилетие.
– Сонечка, нужно купить еще майонеза! – беспокоилась ее мама, Вера Ивановна Перова, детский врач их районной поликлиники. – Вдруг Стуколовы нагрянут… И сыра мало, кажется. Ты как думаешь, детка?
Детка никак не думала. Детка была абсолютно и безмятежно счастлива в лоне любящей ее семьи. Она знала, что мама сделает все правильно. Папа ей поможет. И первого ноября – в день ее рождения – стол будет ломиться от яств. И гостей будет полон дом. И будет много подарков и искренних теплых слов в ее адрес. А потом они останутся втроем: она, мама и папа. Будут долго разбирать подарки. Потом начнут убирать со стола. Папа расставит тарелки в посудомоечной машине – его подарок маме к годовщине их свадьбы. А Соня с мамой накроют свое собственное застолье не в гостиной, а уже в кухне.
Они рассядутся каждый на свое место. Папа в самый угол, под кашпо с пышными гроздьями полосатой традесканции. Мама рядом с ним. А Соня напротив них, таких родных и любящих друг друга, и прежде всего ее – свою единственную дочку. Они будут пить чай с оставшимся от торжества тортом и долго и мило беседовать.
И Соне будет так хорошо, тепло и уютно с ними рядом. Так мирно и надежно, что захочется сладко замурлыкать, уткнувшись в их родные плечи. У нее, кстати, с раннего детства ощущение счастья было именно таким: теплым и уютным. Все свои двадцать пять неполных лет она прожила, укрывшись родительской заботой и любовью, словно огромным пуховым одеялом, из-под которого не хочется высовывать нос ни при каких обстоятельствах…
Все это будет уже через семь дней. Пять дней рабочих и два выходных. И в следующий понедельник… Уже в следующий…
– Перова! – визгливый голос Татьяны Ребриковой, старшего программиста из отдела АСУП, вывел Соню из благостных мечтаний. – Что там с компьютером из материального отдела? У них сроки по квартальному отчету летят ко всем чертям, а ты в окно таращишься! Чего ты там всякий раз находишь интересного, не пойму!
Где ей было понять – взнузданной жизненными проблемами тетке в потном измятом форменном халате – правильную и нежную Софью Перову! И не увидит она никогда за окном того, что видит Софья. Потому что мысли ее постоянно заняты тем, как не опоздать сегодняшним вечером на электричку, а перед этим успеть обежать все магазины, заскочить к больной матери и оставить ей продуктов на день-другой. А потом тащиться еще километров сорок в переполненном вагоне и выходить в темную осеннюю слякоть с сумками наперевес. Притащить затем их в свой крохотный домик в пригородном поселке и тут же кидаться к плите, и начинать стряпать ужин на сегодня и завтрак с обедом на следующий день для мужа и сыновей…
Нет, такие женщины никогда не увидят в нежном трепете последнего кленового листа за окном ничего романтического. Скорее посетуют на то, что сейчас этот самый лист сорвется с озябшей ветки и непременно прилипнет к окну и останется там до заморозков. А потом тут же забудут о нем, с головой окунувшись в рутину повседневных дел.
Софья Перова никогда не позволит жизни совершить с собой подобные метаморфозы. Она не станет делать химических завивок, как Татьяна Ребрикова, и никогда не будет носить измятый, пахнущий потом халат, потому что так удобно и не требуется дополнительных усилий на то, чтобы выглядеть прилично. Она не станет носить с собой в сумке бутербродов с домашним салом и колбасой и вонять ими потом на весь кабинет. И уж, конечно же, она никогда не выйдет замуж за такого неудачника, как муж Татьяны.
Самого его Соня никогда не видела, но наслышана была предостаточно. И то, что девушка слышала, ее страшно изумляло. Нет, ее избранник не будет вынужден искать работу по полгода, а потом тут же увольняться только из-за того, что кому-то не понравились его старые нечищеные ботинки. И уж, конечно же, ее будущий супруг не позволит ей жить в таком захолустном местечке и в таких условиях, в которые загнал свою семью муж Татьяны Ребриковой.
Вообще-то Соня против своей начальницы ничего такого не имела. Просто достаточно часто соприкасалась с ней в процессе своей трудовой деятельности, гораздо чаще, чем с другими женщинами в их управлении, потому и внимание ее акцентировалось исключительно на ней. А что до других… До других ей просто-напросто не было дела. В предпраздничных вечеринках она участия никогда не принимала, поспешая домой к маминым пирогам и задушевным папиным беседам. На откровенные ухаживания коллег по работе она недоуменно пожимала плечами. А для того, чтобы с кем-то сблизиться просто на дружеской ноте, у нее не хватало ни времени, ни желания.
– Софья! – голос начальницы ударил по барабанным перепонкам. – Иди сюда немедленно!
Перова выбралась из своего рабочего закутка и, красиво переступая аккуратными ступнями в дорогих, ручной работы ботиночках, поспешила на зов.
– Если звонят из материального, то скажите, что у меня все готово, – поспешила опередить Татьяну Ребрикову Соня, покорно склоняя головку к правому плечу. – Уже несу.
– Хорошо, хорошо, – Татьяна замахала нетерпеливо в ее сторону кипой каких-то бумаг. – Черт знает что! Никому ничего поручить нельзя! А я двужильная, что ли? Ты бы хоть напомнила мне…
Соня была девушкой глазастой и в бумагах без труда узнала оплаченные счета за новое оборудование для компьютерного зала, который собирались запустить в эксплуатацию к Новому году. Она к тому же еще была и сообразительной девушкой, поэтому также с лету поняла, что у ее начальницы за проблема.
Проблема заключалась в рассеянности Татьяны. И скорее даже не в рассеянности, а в ее внутреннем неприятии нудной возни с различными бумажками. Программистом Татьяна была от бога, а вот делопроизводителем – никаким. Видимо, счета были принесены из канцелярии еще на прошлой неделе. И были положены ей на стол, где и пролежали невостребованными несколько дней. Сегодня, очевидно, вопрос об оборудовании, так и не полученном со склада, был поднят на селекторном совещании, и Татьяна опомнилась.
– Сонька, что делать будем? – Ребрикова указала ей на стул сбоку от своего стола. – Сядь, не стой столбом. И давай покумекаем, что можно придумать…
Придумывать особенно было нечего. За оборудованием нужно было ехать и получать его со склада уже через неделю. То есть…
– Да, да, именно первого числа! – снова повысила голос Татьяна, заметив растерянность своей подчиненной. – В понедельник. Так что подбивай на этой неделе все свои дела. Подчищай все хвосты. И в понедельник двинешь в командировку.
От того, какой горечью мгновенно зашлось сердце Сони Перовой, она едва не расплакалась.
Как первого?! Как в понедельник?! У нее же… У нее же юбилей! Это же кощунственно – посылать человека за двести с лишним верст за покупкой оборудования именно в такой день. Пусть едет кто-нибудь другой!
– Кто, например? – Ребрикова раздраженно задвигала ящиками стола. – Все, кто может ехать, уже уехали, и, между прочим, гораздо дальше, чем предстоит тебе. Выедете пораньше, там вас уже будут ждать. Чем оперативнее сработаешь, тем быстрее вернешься. Никуда твой юбилей не денется. Вот радость какая: на год старше стала! Морщин только прибавится…
Что ей можно было объяснить – этой запрограммированной на собственный быт женщине?! Что могла она понять, кроме того, что на субботу у нее намечается грандиозная стирка, а погода, кажется, портится. И брюки ее мальчишек ни за что не просохнут к понедельнику…