Максим ощущал себя находящимся на палубе "Титаника". С той разницей, что они с Эмилем как раз прилагали все усилия, чтобы убедить граждан: никакого айсберга нет и быть не может. Веселитесь дальше! Зато у них была даже не спасательная шлюпка. Рядом околачивался пиратский катер, готовый погрузить с тонущего корабля всё, что только можно.
Что они конкретно тут делали? Ну, в общем, курировали разные гуманитарные начинания товарища Смирнова. Трудно сказать, почему они понравились этому революционеру и бандиту - но после первого визита он просил дальше присылать именно их. Ну, а начальство в виде Артузова* и Конькова... Со Смирновым по мелочам предпочитали не спорить.
(* В данной реальности Ф.Э.Дзержинский умер в 1927 году. Руководителем ОГПУ стал А.Х.Артузов, дружбан Конькова.)
Так вот, о кризисе. Понятное дело, в Америке имелись и умные люди, которые понимали, куда катится этот веселый балаган. Но от них, как всегда бывает отмахивались. Дескать, вот зануды, всем портят настроение. Так, в одной газете Максим прочел в одном из интервью:
"В 1920 году, когда нас прокатили на выборах, я сказал друзьям, что, на мой взгляд, нация не изберет демократа до тех пор, пока республиканцы не ввергнут нас в серьезную депрессию с большой безработицей. Я думаю, что этот анализ верен и сейчас."
А потом поглядел на автора слов: Франклин Рузвельт*.
(* В РИ Рузвельт сказал это именно в 1928 году)
Вот уж привет. Правда, пока что Рузвельт был всего лишь кем-то вроде политтехнолога Демократической партии штата Нью-Йорк. Но, как он помнил из лекции Коньква, он должен в этом году выдвинуться на пост губернатора штата. Правда, пока что об этом ничего никто точно не знал. Хотя слухи ходили. Но, опять же -- он слышал от Сергея, что Рузвельт был тот ещё тихушник. О своих намерениях он молчал до последнего.
Но почему бы и не сходить побеседовать?
Договориться об интервью оказалось очень просто. Максима пригласили к Рузвельту в его особняк "Гайд-парк" уже на следующий день. Он прихватил собой Эмиля, тот канал под фотографа.
Особняк Максиму понравился. В отличие от обиталищ скоробогачей, в нём чувствовался аристократизм.
Хозяин же выглядел совсем не так, как Максим его представлял. Он-то видел, в основном, фотки и киносъемки с Ялтинской конференции. Там Рузвельт, особенно по сравнению со Сталиным и Черчиллем, выглядел эдаким болезненным старичком*.
(* Во время Ялтинской конференции Рузвельт и в самом деле был уже очень серьёзно болен.)
А вот тут за столом сидел здоровенный плечистый мужик, правда, с интеллигентским пенсне на морде. Но из него так и пёрла харизма. "Неработающая" часть тела была скрыта столом - если бы не знал, то и не подумал бы о собеседнике, что тот инвалид.
Принял их Рузвельт приветливо.
-- Рад вас видеть, господа. Прекрасная страна Франция. Но у вас, мистер Кондратьев, вроде бы славянская фамилия?
-- Да, я русский эмигрант. Вынужден после революции уехать во Францию.
-- Ох, уж эти революции! Сколько они бед приносят... Но я слушаю вас, господа.
-- Я вот как раз хотел поговорить о тяжелых временах. Вот вы недавно сказали...
-- Максим процитировал высказывание Рузвельта.
-- Да. Я готов повторить. Один из основателей нашего государства, Бенджамин Франклин, говорил, что к подлинному благосостоянию ведет только труд, а не спекуляция. Республиканцы заигрались...
Дальнейшее интервью ничего нового не дало. Рузвельт едко критиковал находившихся у власти республиканцев, но ничего конкретного не сказал. Впрочем, Максим у него ничего и не собирался выведывать. Просто хотелось поглядеть на этого человека. Именно потому он и пригласил Эмиля. Максим-то себя не переоценивал. Кто он был? Так... Там социолог, тут журналист... А вот Эмиль-то прошел такой ад... Они, штурмовики, людей просекают на раз. На тему - "кто ты, трус иль избранник Судьбы"? А с другой стороны, Эмиль был куда более опытным журналистом, который разных людей повидал. Просто вспомнилось: читал Максим какой-то материал, где утверждалось: Рузвельт был просто чьей-то там марионеткой.
-- Эмиль, что ты о нём думаешь?
-- Он очень серьезный и сильный мужик. Знаешь, из тех, кто будет воевать до конца.
-- А ты с ним пошел бы на штурм? Понятно, если бы у него ноги ходили?
Эмиль задумался. И выдал:
-- Нет, не пошел бы. Скользкий он какой-то. Как друг - ненадежен. А вот как враг - очень опасен... Хотя лично он, наверное, и курице голову никогда не сворачивал. Но такие ещё опаснее.
Бардак в дурдоме -- как он бывает
Из сладкой дрёмы Максима вывел телефонный звонок.
-- Да...
-- Дрыхнешь, мать твою! - услышал он раздраженный голос Смирнова. - Разумеется, разговор шёл на английском, так что дальше пошли разные заковыристые малопонятные выражения, то или ирландские, то ли просто местная феня. Среди которых часто повторялось слово "fuck".
-- Да в чём дело-то? - Максим подсобрался - и выдал что-то из того, что слышал на нью-йоркских улицах.
-- Ладно. - Вдруг совсем спокойно сказал Смирнов. - Я это к тебе вроде второго заводского гудка. На первый уже времени нет*. В общем, Эмиль тебя уже должен ждать внизу на такси. Быстро вниз.
(* До революции, а, впрочем, и после тоже, рабочие жили рядом с заводами и часто не имели часов. Так что заводской гудок играл роль будильника.. Первый гудок был за час за смены, второй - за пятнадцать минут. Появление в проходной после третьего расценивалось как опоздание на работу. Смирнов был из рабочих, так что у него такой юмор.)
Максим скосил глаза. Вот, блин, какая-то девка валяется рядом. И что там вчера было? Они с Эмилем нахрюкались в каком-то джазовом клубе. Каком, он не помнил, потому что приперлись туда уже нетрезвые. Да, до этого встретили в баре какого-то парня, который воевал во Франции, а там пошло дело. Парня где-то потеряли, а Эмиль вместо того, чтобы ехать домой (они на двоих снимали трехкомнатную квартиру) тоже свалил в неизвестность с какой-то рыжей девицей. И надо же - уже на ногах. Блин, а что с девкой-то делать?
-- Ты куда?
-- Дела. Так что любо ты в две минуты собираешься, либо я тебя запираю.
-- Вот у всех у вас, идиотов, срочные дела. Да, ладно, у тебя выпить есть?
-- На кухне.
-- Так я тебя подожду.
Максим наскоро привел себя в порядок, оделся и скатился по лестнице вниз, на 24-ю стрит. Возле подъезда и в самом деле стало такси, в котором сидел Эмиль. Выглядел он как новенький. Да уж. Фронтовик.
Журналист забрался в машину и она рванула в сторону центра.
-- Что за дела? - Спросил Максим.
-- Да, как всегда. Долго ждали, а вот главная новость упала, как кирпич на голову.
-- Что...
-- Именно. Впрочем, сейчас сам увидишь.
Машина выехала на Уолл-стрит и остановилась примерно возле монументального здания биржи. Припарковаться тут было негде - всё кругом было заставлено машинами. Так что они выскочили прямо посреди улицы.
Людей вокруг было тоже много, но журналистам было пока что не до них, они ринулись внутрь.
...Максим и в том, и в этом времени много раз слышал термин "биржевая паника". И вот только теперь он осознал, что это такое.
На бирже он много раз бывал, и представлял местную обстановку. А она была и в обычные дни своеобразная. Когда множество людей в одном месте занимаются тем, что делают деньги на такой зыбкой вещи, как изменение курса акций - то там всегда царит атмосфера коллективного психоза. Обычное дело. Но теперь... Это был какой-то дурдом. Люди метались с вытащенными глазами, что это орали. Вокруг досок, на которых пишут котировки, клубилась толпа, которая суть ли не давила работников, эти котировки пишущих*.