И слышу взволнованный голос Маро: «Я в мир пришла как под хмельком. И оттого иду не в такт, Я изнутри обожжена И оттого иду не так… Я выровнять пытаюсь шаг — Не получается никак…» И слышу «тишину, вплетенную в кусты…» Все светится изнутри, светится в русских стихах Марии Петровых, постигшей внутреннюю мелодию чужого стиха, угадавшей его интонацию, гармонию, движение…
Переводчики «привыкли воспроизводить смысл, а не тон сказанного, а тут все дело в тоне…» — писал Б. Пастернак о русских переводах из Рильке…
Мария Сергеевна удивительно точно воспроизводит живое дыхание стиха, живой голос автора, тот самый «тон сказанного», о котором говорилось выше…
…И вот Мария Петровых уже исполняет иную роль, перевоплотившись в другую свою (нашу) подругу — Сильву Капутикян, точно передавая откровенность, страстность и отважную незащищенность ее строк:
И — совершенно совпадающее интонационно, метрически, ритмически стихотворение:
Может быть, иным покажется, что я много цитирую «чужих» стихов. Да, это их стихи, Маро и Сильвы, это доподлинно так, но это — и стихи Марии Петровых, они принадлежат и ей; и прямота, и открытость, и бесстрашие души — ее…
И эти стихи помню с давних пор. И повторяю их — как впервые читаю, всякий раз перехватывает горло…
Есть финское слово «runo», означает оно «стих» и «песнь», что, в сущности, одно и то же, и должно совпадать, как испокон веку слова «поэт» и «певец» совпадали и были взаимозаменяемы (это сейчас они порой разбегаются в разные стороны). И оказывается, как мне объясняли финны на одной встрече в Хельсинки, по-древнескандинавски «runa» значило — «тайна»… Таким образом, «стих — песня — тайна» едины и неразделимы: и совпадение это — многозначительно…
Песнь, тайна Марии Сергеевны Петровых осталась с нами, и нам — внимать ей, постигать ее снова и снова и не расставаться с нею…
В. Купченко. М. С. Петровых в Коктебеле
В обители Максимилиана Волошина Мария Сергеевна была в 1930 году. Жила в поселке, но часто бывала в Доме поэта. Сохранились фотографии, где она снята вместе с хозяевами и их гостями: филологом М. С. Альтманом, поэтом А. В. Минихом (Масловым), композитором А. А. Шеншиным, художницей Е. Н. Ребиковой. Времяпровождение ее, по-видимому, не отличалось от других: купанье, прогулки, чтение книг из волошинской библиотеки. Всего один летний месяц! А затем, после отъезда, начинается преображение Коктебеля — и творческий заряд, полученный там, действует несколько лет…
17 марта 1931 года, извиняясь за долгое молчание, Петровых пишет Волошину:
«Если бы знали Вы, как глубоко благодарна я Вам за Ваше отношение ко мне, как бесконечно дорожу я Вашим высоким вниманием. И жить, и писать могу, когда думаю о Вас».
Жалуясь на душевыматывающую службу «в редакции одной паршивенькой газетки», Мария Сергеевна дает обет: «Как бы то ни было, я непременно буду на родине стихов — в Коктебеле».