Черта горизонта: Стихи и переводы. Воспоминания о Марии Петровых

Вспоминаю отдельные имена. Прежде всего — драматурга А. Н. Островского. Высоко ценила А. Ахматову, М. Цветаеву, М. Волошина, Б. Пастернака.

О чувстве языка у Марии Сергеевны можно было бы рассказать очень много. Ограничусь одним личным примером. В двенадцатом номере «Юности» за 1956 г. было опубликовано мое стихотворение «Я тебя другой хотел бы видеть». Мария Сергеевна обращает мое внимание на строку «Не хочу совсем тебя обидеть» и говорит, примерно, следующее: «Значит, совсем обидеть не хотите? А все же обижаете? Здесь надо было сказать не „совсем“, а „вовсе“», — с некоторым даже раздражением сказала Мария Сергеевна, как бы с обидой за язык, который она так любила и чувствовала. Мне стало совестно, что я сам не сумел заметить досадной неточности. А как-то в разговоре я употребил слово «языкóвая». Мария Сергеевна с досадой говорит: «Запомните: это колбаса есть такая — языкóвая, а о языке надо говорить — языковáя». Вспоминается, как Марину Цветаеву раздражало употребление слова «обязательно» в смысле слова «непременно».

Как и многие другие, бесконечно обязан я Марии Сергеевне ненавязчивыми уроками языка, художественного вкуса, такта.

Как и многих других, привлекала и меня Мария Сергеевна к переводу стихотворений любимцев своих — того же С. Галкина, Маро Маркарян. По личному опыту скажу, что была она образцовым редактором — точным, предельно внимательным к слову, но ничего не навязывала, только советовала.

Кровью сердца написанные стихи М. С. Петровых отзываются постоянной и бесконечной болью в душе. Для очень многих она была олицетворением чистоты, подлинности, благородства.

О широте творческих интересов М. Петровых говорит ее дружба с такими замечательными учеными, как Н. Гудзий, В. Адмони.

Свои несколько отрывочные воспоминания разрешу себе закончить стихотворением, посвященным дорогому мне поэту и человеку. Надеюсь на то, что оно доскажет невысказанное прозой.

М. Петровых

Мне кажется, что вы светлее,
Что в вас того смятенья нет,
С которым жить вдвойне труднее,
Что вас спасает этот свет.

Что вас спасает этот свет.
Та мудрость жизни, чистота,
Как та вершина снеговая
Большого горного хребта.

Свою умея слабость прятать,
А может быть, одолевать,
Иную ведаете правду
И с нами делитесь опять.

И всем вы щедро раздаете,
С кем только случай ни сведет.
И оттого вы так живете,
Как правду знающий живет.

А у меня стезя иная,
В ней радость тоже есть своя.
Порою с ней и я узнаю
Тот смысл высокий бытия.

Пускай и увлечен иною
Стихией, я опять стою
Пред вашей чистой глубиною,
И в ней себя я узнаю.

Светлана Куралех. За раздвоенной асфальтовой дорожкой…

  …Мне сел на ладонь соловей молодой,
И дрожью откликнулись в листьях рулады.

… … … … … … … … … … … … … …

И вдруг засветился мгновенным дождем
Весь лес, затененный дремучими снами…
Как горько мы жаждем, как жадно мы ждем
Того, что всегда и везде перед нами!

Так просто, рядом, прочно на земле и высоко в небесах одновременно. Кажется, близко лежит, легко додуматься, но в том-то и секрет… Именно эти стихи Марии Петровых попались мне первыми на глаза. И уже потом:

Мы начинали без заглавий,
Чтобы окончить без имен.
Нам даже разговор о славе
Казался жалок и смешон…

Или:

Я думала, что ненависть — огонь,
Сухое, быстродышащее пламя,
И что промчит меня безумный конь
Почти летя, почти под облаками…

Или:

Ни ахматовской кротости,
Ни цветаевской ярости —
Поначалу от робости,
А позднее от старости…

Поразили в ее стихах выстраданность и непоколебимость чувства, спаянность и отточенность строк, безукоризненный музыкальный слух.

«Дальнее дерево» я впервые увидела у своих знакомых. Взяла почитать. «Только осторожно, — сказали мне, — листы плохо сшиты». Очевидно, это относилось ко всему тиражу, потому что листы плохо держались и в книге, подаренной мне через несколько лет Марией Сергеевной.