В обычном восприятии дом казался обставленным с поразительной роскошью и пышностью — стилистически они восходили, как правило, к старым традициям барокко, — украшенным богатейшими орнаментами. Каждая комната была размером с собор, деревянные стены покрывала искуснейшая резьба, а ширмы — причудливые узоры; натертые до блеска паркетные доски были украшены полудрагоценными камнями, потолки — декорированы металлическими панелями и отделаны редчайшими минералами. Населяли (обычно полупустой) дом аватары Разумов, которые, естественно, могли принимать форму почти любого известного объекта или живого существа.
Здесь были отменены занудные ограничения трехмерной перспективы, так что каждая из тысяч комнат просматривалась изо всех остальных, если не через дверные проемы, то через щели в стенах, экраны или картины, которые при внимательном рассмотрении предоставляли детальнейший обзор даже самых дальних помещений. Разумы, конечно, воспринимали пребывание в четырех измерениях как самое что ни на есть обыденное занятие, так что никаких проблем с этими топологическими трюками у них не было. Ловкость рук и никакого волшебства.
Единственным ограничением, пришедшим в Галактический Дом из базовой Реальности, было то досаднейшее обстоятельство, что даже в гиперпространстве никакое излучение не может распространяться с бесконечной скоростью. Поэтому для того, чтобы вести обычный разговор с другим Разумом, надо было сперва оказаться с ним в одной комнате или хотя бы на относительно небольшом расстоянии. Даже двум Разумам, находящимся в одной и той же пустой комнате, было бы тяжело перекрикиваться друг с другом. Задержка становилась слишком заметной.
На более значительном расстоянии приходилось ограничиваться сообщениями. Они обычно имели форму деликатно поблескивавших в воздухе перед получателем символов, но это не являлось правилом: Разумы — как в целом, так и в частности — отличались иссушающей воображение изобретательностью, а многие отправители славились крайне эксцентричными выходками. Так, не были чем-то необычным стремительные балетные пары, состоявшие из инопланетян-многоножек, чьи пламеневшие, но неопалимые, причудливо искривленные тела на мгновение принимали, допустим, форму марейнских символов.
Ватуэйль никогда не бывал в этом месте, только слышал о нем, да и то в самых общих чертах. Он часто пытался вообразить себе, на что оно в действительности может быть похоже, а теперь просто стоял и глазел вокруг, ошеломленный, бессильный подобрать слова хотя бы для приблизительного описания его неслыханной, дикой, яростной роскоши и невероятной сложности. Ему подумалось, что, наверное, эта задача по силам лишь поэту.
Он принял облик мужчины панчеловеческого типа, высокого и худощавого, в форме космического маршала. Он стоял посредине просторной комнаты, напоминавшей изнутри пустынный скалистый пляж, а в целом пропорционально отвечавшей Доплиоидному Спиральному Фрагменту, и смотрел, как что-то вроде массивной люстры медленно спускается с потолка. Если приглядеться внимательнее, то и весь потолок состоял преимущественно из таких люстр. Когда середина нижней секции поравнялась с его головой, люстра — буйство прихотливо закрученных спиралей и штопоров разноцветного стекла — остановилась.
— Космический маршал Ватуэйль, приветствую вас, — сказала она; голос был мягким и вежливым, звонким, словно колокольчик, вполне подходящим к такому случаю. — Мое имя Заив. Я Разум-Концентратор и занимаюсь главным образом делами секции Квиетус. Мои спутники представятся сами.
Ватуэйль обернулся и увидел двух гуманоидов, парящую в воздухе огромную синюю птицу и существо, больше всего похожее на грубо вырезанный и безвкусно размалеванный манекен чревовещателя. Оно восседало на маленьком многоцветном воздушном шаре. Он не заметил их появления.
— Я — Застывшая усмешка, — сообщил сереброкожий гуманоид. Было в облике этого аватара что-то женское. — Я представляю секцию Нумина.
Оно/она кивнуло/кивнула/поклонилось/поклонилась.
— Очаровашка со шрамом, — сказала синяя птица. — ОО.
— Сторонник жестокого обращения с животными, — сказал второй гуманоид, выглядевший худощавым мужчиной. — Я представляю интересы Рестории.
— Лабтебриколефил[37], — сказал манекен. Было похоже, что у него какие-то проблемы со звуком «л». — Я гражданское лицо. — Он помедлил и зачем-то добавил: — Эксцентрик.