…
удар —
боль, адская боль в затылке…
… и тут же стемнело в глазах.
Глава Семьдесят Шестая
Едва рассудок стал приходить в норму, едва смогла раскрыть глаза —
… испуганно дернулась, дернулась от него в сторону, но тщетно.
Прикованная за обе руки к трубе,
(и ноги связаны веревкой)
… я могла разве что только головой свободно двигать.
(тяжело сглотнула; замерла)
Взгляд прикипел к его глазам.
— Демочка…
(едко ухмыльнулся; промолчал)
— О! пришла в себя? — вдруг раздался где-то позади незнакомый мне голос.
(неспешно отодвинулся Рамич в сторону, пропуская мужчину вперед). — Как ты моя радость?
Как себя чувствуешь?
(промолчала; лишь дрожу от страха — и тут же пытаюсь эту собственную трусость пресечь: нельзя поддавать слабости, не теперь! НЕ ТЕПЕРЬ!!!)
(жуткий, жуткий кошмар выполз наружу… в реальность?
… или я сейчас сплю?
как бы там не было, страх и волнение — лишь погубят меня)
Играть, играть в больную игру — и не признавать реальность происходящего! ИГРАТЬ!!!!!!!!!!!!!!
… словно вокруг камеры, и я — главный герой фильма…
Только так можно пережить этот ужас…
— Догадываешься, зачем ты здесь? Зачем ты нам?
(долгая, выжидающая пауза)
— Из-за Малены, — несмело выдавила я из себя.
(рассмеялся)
— Увы. Это Малена была… из-за тебя здесь.
А ты — по другой причине.
Так как? Какие еще есть предположения?
(вдруг его рука несмело коснулась моей груди, разводя лацканы куртки в стороны,
оголяя вырез майки;
сжалась от мерзкого, скользящего взгляда по телу, дернулась — но спрятаться, сопротивляться не как)
Улыбнулся. Коротко рассмеялся.
— Да ладно тебе. Не скромничай.
(глубокий вдох)
Ладно, — (убрал свою руку назад). — Я дам тебе подсказку.
Кровавые звездочки. Бобби Клаед.
Говорит тебе это что-то?
(молчу, молчу; лишь испуганно, покорно проглатываю колкие комы боли).
— Вижу,
вижу, что говорит.
И Лютика, наверняка, помнишь. Правильно?
…
Ну, чего молчишь?
Поверь, я панькаться — не буду.
И вдруг схватил, дико сжал меня за шею(сзади), пальцами невольно впиваясь в затылок.
— ГОВОРИ ДАВАЙ!
(сплюнул свой гнев словами в лицо)
— Д-да, — испуганно вскрикнула я (… от нарастающего давления, и боли).
— Вот.
Молодчина. Теперь второй вопрос, — и снова его голос сменился на лживо-сладкий, нежный яд. —
Расскажи, расскажи мне, моя девочка,
будь так добра,
… как это ты в одиночку справилась со всей нашей охраной, как уничтожила всех в кабинете Бобби, незамеченной выскользнула наружу. Добралась до Лютика — и там, там… прошла так легко через колоссальную систему защиты, оставив по себе тридцать пять трупов?
Ах, нет. Вру. Оставив лишь пепел от всего того, что там было.
КАК? — (и снова жуткий гнев вылез наружу)
(тяжело сглотнула; молчу)
— Ну, — (дрогнули брови; лицо приблизилось ко мне почти вплотную, так что глаза мои фокус не могли больше навести). — Я слушаю, — вмиг повернулся, едва ли не коснулся к моим губам своим ухом. — Давай, хотя бы простони!
Вдруг его рука, рука, удерживающая меня за шею, резко разжалась — тут же схватил за волосы и грубо, яростно рванул, едва не выдирая их с корнем.
(закричала, невольно закричала от неистовой боли; слезы невольно навернулись на глаза, пытаясь предательски выдать мою слабость)
— Ну же, не заставляй меня быть с тобой грубым.
Ты же видела Малену. Видела — не повторяй ее ошибок, ее глупую храбрость.
Это — безрассудно… и очень болезненно.
Будучи нынче уверенным в своем выборе, я не стану жалеть…
(тяжело сглотнула)
— Милая моя, — вдруг приблизился вновь — дыхание обдало мои губы, но буквально мгновение — и резко отпрянул.
Дерзкий рывок — и стукнул, стукнул со всей дури головой, лицом об трубу — вновь хрустнул нос (заныв старой раной), чиркнули зубы. Звон, дикий звон в голове стал сбивать рассудок с рельсов
— но всё еще в себе.
Ржавчина, едкая (едкая для осознания, но сладко-соленая на вкус) ржавчина больным, шальным потоком вновь сорвалась в бег…
— Ну, вот видишь, что ты натворила?
Зачем же так?
Просто ответь мне. Тебе кто-то помогал?
Я же прошу всего лишь одно, короткое слово…
— Да, — едва смогла прокряхтеть (захлебываясь, давясь кровавыми соплями).
— Вот! ВОТ!!! Это уже — дело. А то… в молчанку играешь.
Некрасиво же!
Теперь третий, логически вытекающий из предыдущего, вопрос:
КТО?
(тяжело сглотнула)
… всё равно убьют, всё равно…
и думать тут нечего… сомневаться.
не выдам, не выдам я им Жуков…
Играть, играть,
извращать реальность в выдумку —
и ничего нет настоящего вокруг,
это всё — кошмар, шутка, марево, бред (в конце концов)…
эти люди — ненастоящие,
… и боль — миражная.
Я умру, умру — но понарошку,
затем вмиг проснусь дома, рядом с мамой,
мамой и Павликом…
— Мне повторить вопрос?
— Нет… — уже более сдержано ответила я
(а хватка, хватка, удерживающая меня за волосы, его хватка всё крепла и крепла — доставляя, развивая боль по нарастающей: едва привыкну, едва нахожу силы терпеть покорно ее, как тут же ноющая вновь превращается в острую, яркую боль)
— И?
— М-мои… мы взводом были там.
(рассмеялся)
— Своих сдает, а истинных виновников — покрывает. Это что-то…
(и снова резкий удар — удар головой об трубу
— по-о-ошла земля кругом!
в глазах на мгновение стемнело — звезды заплясали хороводом;
а череп…. череп стал медленно разваливаться, раскалываться напополам, уныло гудя, как сорвавшийся колокол…
… агония, дикая агония вдруг стала сметать, сливать все болевые ощущения в один флакон, готовя приторный, буйный коктейль,
… меняя муки на удовольствие)
— Я… подскажу, направлю в… русло… — его голос, речь, далеким эхом раздавался где-то под небесным куполом (под потолком)… (отпуская некоторые слова не пойманными)
Эйфория сожрала страх, сменила на равнодушие…
— Жуки… Там были Жуки.
Правильно?
(молчу, молчу — нет больше сил ни на что,
кроме как упиваться агоническим экстазом и безрассудной прострацией)
— Она, кажется, того…