Макс Роуд
Черта
На окраине небольшого городка, расположенного в девяти километрах от Неаполя, в небольшой оливковой роще сидел человек. Несмотря на прекрасную летнюю погоду, когда кажется, что сама природа улыбается всему вокруг, его лицо было сумрачно, а застывший взгляд безучастно смотрел вдаль. Весь внешний вид этого человека свидетельствовал о том, что он принадлежит к высшим слоям общества, но белый, расшитый золотом, плащ, небрежно брошенный рядом на землю, ясно показывал, что для него самого это сейчас не имело никакого значения.
Он так долго сидел без движения, что стайка птичек безбоязненно крутилась возле его ног, собирая свою нехитрую пищу. Несколько раз мимо прошли рабы, обслуживающие окрестные поля, густо засеянные пшеницей и ячменем, а парочка молодых людей даже пыталась пошутить с ним, несколько раз проведя рукой возле самых глаз, будто проверяя, не спит ли он таким образом, но одного сурового взгляда оказалось достаточно, чтобы они поспешили удалиться.
Звали этого человека Марк Пуллий Кретон. Его отец был местным претором, подчинявшимся только наместнику самого императора. Казалось, что можно было бы ещё желать? В то время, как множество обычных римлян влачили нелегкое существование, Марк с самого детства не знал отказа ни в чём. Отучившись в начальной и грамматической школах, он уехал в столицу, где в течении четырёх лет получал высшее образование, ведя при этом весьма разгульный образ жизни, но затем, несмотря на хорошие предложения по дальнейшему развитию карьеры, вернулся домой, чтобы помогать отцу, как раз назначенному на столь ответственную должность.
Дальше вся жизнь пошла как по маслу: хорошая добрая жена, двое любимых детей, интересная работа, большой дом и сотни рабов. Казалось, Марку было уготовано стабильное будущее, но... Жена неожиданно умерла, заразившись неизвестной болезнью, за ней следом умерли дети. Умерла половина рабов, а затем плохой урожай и последовавший мор среди скота, тоже не добавили к жизни светлых красок. Рабы и скот — дело поправимое, но семья...
Марк на целый месяц уехал в Помпеи, где, предаваясь всевозможным развлечениям, старался забыть о постигшей его утрате, и уже казалось, что ему это удалось, но вернувшись домой , он стал совсем нелюдим. Обычные человеческие радости не вызывали у него прежних эмоций, а жизнь, недостижимая для абсолютного большинства людей, не приносила ему желаемого счастья. Боль утраты не позволяла пока найти новую жену, а одиночество привело к замкнутости и откровенному нигилизму. Марк стал видеть в окружающих только слабых мелких людишек, снедаемых страстями и жаждой наживы, готовых убить ближнего даже ради мелкой серебряной монеты. Без эмоций исполняя свои обязанности помощника главы городского сената, он думал о несовершенстве этого скудного мира, подчиняющегося только грубой силе и ведомого вперед только волею горстки людей, наделенных богами властью и богатством. Он и сам являлся частью этой когорты избранных, но
Несмотря на утешения матери и мудрые советы отца, призывавших не падать духом, но не понимавших, что происходит с их сыном, Марк не становился прежним, но всё же он постепенно менялся. Многие сочувственно смотрели на него, думая, что все происходящее связано со свалившимися на него несчастьями, но сам Марк уже принял новую реальность, понимая, что прежнего не вернуть, а новое и есть теперь его жизнь.
Он начал истово молиться. Посещение храма стало его ежедневным ритуалом, но уже через месяц, не получая желаемого результата, Марк постепенно отдалился от своих богов. О чём он просил? О том же, о чём просят все — обрести спокойствие и найти себя в изменившемся мире. Не получив ни того, ни другого, Марк озлобился и попытался с головой уйти в работу, где начал проявлять невиданный энтузиазм. Резкость и решительность, с которой он действовал, впрочем, не нашла понимания у окружающих, а это означало одно — новый тупик.
Люди стали его бояться, друзья перестали любить. Марк не подавал вида, но сам немало страдал от этого, не в силах тем не менее что-то изменить. Мир стал выглядеть несколько иначе, его совершенно перестали волновать мелкие события. Он видел теперь странные сны, но множество чужих мучений, зла и боли, что открывались перед ним, не только не страшили, а напротив, Марк видел в этом жестокую правду и вынужденную справедливость происходящего. Сны завлекали его, манили, он не оттуда хотел возвращаться. Только там он чувствовал себя свободным и самодостаточным, там были те, с кем ему было хорошо, но утром они исчезали, оставляя после себя лишь шлейф неясных воспоминаний. Он не помнил лиц, не помнил имён, не помнил происходящего, но ощущение, с которым он просыпался, было определенно лучше обычной действительности.