— Хреновый царский трон, маэстро.
— Чем же?
— Твердый… Юр, — (наконец-то решилась на тему, давно меня волнующую), — а ты… стрелял когда-нибудь в человека? По-настоящему… боевыми.
— Света, что за вопрос? — (резко обернулся)
— Ответь. Прошу.
— Ну, стрелял. И что?
— Убивал?
(нервно скривился; тяжело сглотнул)
— Я не буду обсуждать это с тобой.
— Ну, скажи!
Трудно?
— Зачем это тебе?
— Просто… хочу знать.
— Свое "просто"… оставь себе. Ясно?
— Ну, ответь. Прошу. Мне, действительно, очень важно.
— Убивал. Довольна? — нервно рявкнул; спешно отвел взгляд в сторону.
(не реагирую на психи)
— И каково оно?
— Киряева, ты что, чокнулась? Что за глупые вопросы? Тебе не кажется, что это — слишком личное?
(замерла; опущен взгляд в пол — а в голове лишь… Федор и то… мое желание убить его)
— Что-то произошло? А я не знаю? Или что? — вдруг уперся руками в стол. Приблизился, повис надо мной. Глаза… пытаются взглядом пробуравить душу
(невольно уставилась на него в ответ)
— Нет. Ничего…. но… можешь, ответить?
(замер; взгляд бессмысленным комом укатился прочь)
Вдруг резко отдернулся. Отстранился.
— Нечего здесь обсуждать…
Прости.
Спешные шаги на выход из подсобки.
…
Тьма. Резкая тьма вокруг. Словно кто глаза выколол.
— Черт! Суки.
— Что это? — нервно дернулась я на месте… от неожиданности, в неловком испуге.
— Да что… что. Свет отрубили. А в оружейный сразу дверь клинит — чертов защитный механизм.
(попыталась встать, идти на ощупь)
— Ай, хрень падлистая! — злобно зашипела я.
— Что ты там уже?
— Ударилась.
Чирк. Чирк — и вдруг загорелся огонек в его руке. Зажигалка.
— О, — замерла я, удивленная. — Так наш правильный Юрчик… еще и курит?
— Очень смешно, Киряева. Будто в жизни… больше ни для чего зажигалка не может понадобиться.
— Ну, не знаю…
(несмелые, робкие шаги навстречу)
— И что? Долго мы здесь сидеть будем?
— А откуда зн…
(не дала, не дала ему договорить — прилипла, притиснулась губами к его губам)
Огонек резко угас.
Обнял, обнял в ответ Юра меня.
Робко скользнул рукой по спине, прижимая ближе…
Долгий, затяжной… поцелуй.
…
ласкал, ласкал… и нежил. Прикасался едва заметными движениями, то вдруг напористо, властно… завладевал моим разумом, заставляя сходить с ума от страсти.
Несмело проник своим языком в мой рот,
… взрывая чувства в хаос.
Больное счастье расплывалось, растекалось, закипало в моих жилах.
Кружился, кружился мир в голове, рассыпаясь на крошечные звездочки удовольствия.
Еще, еще, еще… хотелось его целовать, целовать… целовать.
Словно воздух вбирать, словно жизнь в себя вливать —
Мой Юрочка…
Но еще минута — и вдруг резко отстранился. Отпрянул пристыжено,
словно кто… рассудок вернул.
— С-свет. Прости. Я… я не могу.
— Что?
— П-пойми правильно. Ты мне нравишься… Даже очень…
Н-но…
(молчу, молчу — пристыжено глотая звуки;
замерла, не дыша)
Если кто узнает… е-если…
То сразу… меня переведут, а тебя — коль не в Низы, то на — условное.
И больше не увидимся никогда.
Понимаешь?
… никогда.
Прости.
…
Зашипела, зажужжала люминесцентная лампа… наливаясь светом, жизнью.
Просветлело вокруг.
(словно кто в театре кулисы поднял — оголяя стыд и застенчивость нашу)
Резко отвернулась,
отвернулась я, пряча побагровевшее от смущения лицо, растерянные взгляды.
Боль в глазах, и в сердце.
— Прости, Свет.
Несмелый шорох — и едва слышно захлопнулась дверь.
Ушел.
Ушел, сбежав от меня.
Ушел, вышвырнув…
Глава Двадцать Первая
— Так. Ладно. Повеселились, подурели — и хватит. Завтра Турнир. Ваш первый, и по сути, самый важный бой. Сражение.
Мало верить в себя, мало даже знать всё про врага. И даже стрелять точно… не так уж важно.