Выбрать главу

***

Каждое судебно-медицинское вскрытие начинается с изучения одежды покойного. Это закон. Судебный медик обязан детально описать не только предметы одежды, но и все повреждения, имеющиеся на них. На мокрой Катиной одежде не было повреждений, только кровью она пропиталась. И на теле следов насилия тоже не было. Только вот измерять моральные травмы и душевное насилие судебные медики не научились.

Уже был написан протокол вскрытия и на анализы отправлены биологические жидкости. Всё было сделано тщательнийшим образом. Но тоска не проходила.

Приходил муж, забрал золотые украшения. Сказал, что и подумать не мог, что такое могло случится. Переживал, или так Володе казалось.

А потом позвонила Оксана. Марию Юрьевну выписали, они с отцом её домой привезли. Напомнила, что ждёт его к ужину. Ненавязчиво так напомнила.

Но он-то знал, к чему приведёт сегодняшний ужин. Надо определяться уже. Может быть, и нет у него к Оксане таких сумасшедших чувств, как были к Лене. Но ему далеко не восемнадцать и не двадцать. А с Оксаной ему тепло. Так что ещё ему надо?

Пришла пора собираться домой. Решил зайти в ювелирный, купить кольцо, чтобы всё путём.

Вышел из здания бюро, вдохнул глоток вечернего прохладного воздуха и закурил.

На телефонный звонок ответил, не задумываясь, и даже не глядя на входящий номер. Был уверен, что звонит Ксюша.

Но с удивлением услышал голос Лены.

— Здравствуй, Вова!

— Здравствуй, не ожидал.

— Я с Маринкой по скайпу общалась. Она говорит, что видела тебя, что у тебя всё хорошо, что ты на своих ногах и даже почти женился. Я рада за тебя, ей-богу рада. Удивилась, таких прогнозов тогда никто не давал, говорили, что не встанешь на ноги. Так что ты молодец, Вова.

— Спасибо, звонишь зачем?

— Вов, отпусти нас совсем. Не держи нас больше и сам за нас не цепляйся. У нас семья, мы втроём единое целое, а Данька рассказывает Ричарду про папу. Тому обидно. Он в него всё вкладывает, он любит его, он так радуется, что Данька его папой называет, что у него сын есть. Я молчала долго. Я понимала, что у тебя, кроме Даньки, нет никого. Я ведь тебя представляла другим, потому и позволяла общаться с ребёнком, чтобы знал, насколько не одинок, чтобы стимул был жить. Но ты справился и живёшь. Отпусти, не мучай ребёнка своим присутствием и нас не мучай. Даня плачет после каждой беседы с тобой. Пожалей его, будь человеком, Вова.

— Ты предлагаешь мне отказаться от общения с сыном? Лена ты пойми, он мой сын, не Ричарда. И не игра это: сегодня люблю одного папу, а завтра другого. Ты сама себя послушай, Лена. Я дал разрешение на его выезд с условием, что смогу с сыном общаться.

— Сколько ты тратишь на звонки? Тебе хоть на еду хватает твоих врачебных денег? Или ты всё на роуминг спускаешь? Не нужны Данечке ваши беседы. У него есть отец, тот, который рядом, а не телефонный. Лучше на свою молодую женщину трать.

— Не тебе решать, что мне лучше. И это ты отняла у меня сына. Лена, я прошу тебя. Лена!

— Я перезвоню.

Связь прервалась.

В горле стоял комок. Но ведь мужчины не плачут.

А ещё он вдруг позавидовал Кате. У неё всё уже позади. Осталось только незахороненное тело. Вот бы ему так. Семёныч бы поднял бюро, и они бы похоронили. А его бессмертная душа улетела бы к сыну через океан. Там никакая Лена ей бы помешать не смогла быть с Данькой.

Домой Володя не пошёл и в ювелирный тоже, долго бродил по городу, предаваясь воспоминаниям, а затем направился на кладбище к могиле матери и уже там дал волю своим чувствам.

Телефон звонил, не один раз и не два, Но Володя не отвечал на звонки.

========== Часть 14 ==========

Володя давно замёрз. Небо, затянутое тучами, грозилось излиться дождём. А он всё сидел на лавочке и смотрел на серый гранитный камень.

Телефон зазвонил снова после достаточно долгого перерыва. Глянул на входящий — Семёныч.

— Да, — это всё, что он успел произнести в смартфон.

— Вовка! — дальше Семёныч произнёс тираду, которую перевести далеко не каждый сможет, — Вовка, ты где, скотина ты этакая?

— Что случилось? И я, кстати, могу находиться в своё личное свободное время там, где мне хочется.

— По правилам нашей с тобой работы, как лицо государственное, ты (тирада повторилась, только в несколько другом варианте) обязан всегда быть на связи, а ты (снова непереводимое) на звонки не отвечаешь. Это только я тебе пятый раз звоню. По твоему адресу выезжала опергруппа, чтобы забрать так необходимого им эксперта. И ты знаешь, кого она обнаружила? (Следующий поток отборной брани) Правильно, Вова, она обнаружила совершенно зарёванную девочку в твоей квартире, которая сообщила, что твоего местонахождения не знает, а поскольку с работы ты не вернулся, то подозревает, что с тобой (от этой фразы даже у Володи уши в трубочку свернулись) случилось что-то ужасное, и она тебя ищет. В больницы она уже звонила, в морги, соответственно, тоже. Скажи мне (Володе показалось, что он повторил первое непереводимое, хотя он мог ошибаться) где тебя, суку, носит?! Вот где ты сейчас?

— На кладбище.

В трубке повисло молчание, что дало Володе время очувствоваться, взять себя в руки и понять, что тот отборный мат, которым крыл его коллега, имеет к нему самое непосредственное отношение и в действительности отражает то, кто он есть на самом деле. А следовательно, обижаться ему не на что.

Он так углубился в свои мысли и переживания, что напрочь забыл о времени и об Оксане. Конечно, она его ждала, и ей не пришло в голову ничего другого. Она ему верила и не сомневалась в нём, а значит, его возвращению домой могло помешать только что-то экстраординарное. Да уж. Ситуация.

— На каком кладбище? — прорезался голос Семёныча, видимо, тот тоже переварил информацию.

— На центральном. Я жив, если ты об этом. Семёныч, ты на место происшествия поехал? Или я ещё могу успеть?

— Я выезжаю к входу кладбища. Встречай меня там. На место происшествия едем вместе. И с девочкой разберись. У тебя что случилось, Вова?

— При встрече расскажу.

Семёныч отключился.

Владимир набрал свой домашний. Оксана ответила сразу после первого гудка.

— Ксюша, милая, прости. Я тебе завтра вечером всё объясню.

— Ты живой?

— Да.

— Здоровый?

— Да.

— Пошёл ты знаешь куда!

— Знаю, прекрати нервничать, завтра я вернусь и всё тебе объясню.

— Ты где?

— На кладбище. Оксана, сейчас мне надо работать. Прости, пожалуйста.

— Вова, у тебя всё в порядке?

— Нет, я завтра…

— Это я уже слышала. Пока.

Она злилась. Конечно, злилась, не могла не злиться. Что теперь делать?

Решил, что об этом подумает завтра. Сегодня надо отработать, и поговорить с Семёнычем, может быть, у него родственники или знакомые есть в Штатах. Тогда можно будет попросить приглашение, продать квартиру и уехать… Бред, конечно, но ничего лучше в голову не пришло. А как же Оксана? Додумать не успел, подъехал специализированный автомобиль бюро.