Поймал себя на мысли, что думает только о себе. Да, ему с Оксаной прямо то, что доктор прописал. А ей? Что он может дать ей? Себя-развалину? Хотя она говорит, что любит…
Любит! Её глаза не врут.
Жаль, что не встретил её раньше, когда был здоров и полон сил. Но раньше она была несовершеннолетней. Да и любила другого. А вот тот, другой, её не оценил, пользовался, унижал, бил. Перед глазами снова нарисовалась картинка её избитой, что даже черты лица не разобрать. Может быть, до встречи с тем придурком, которого он вскрывал после аварии, она была другой. Может быть, она просто сломлена?
Как она говорила про то время, — в одно утро она проснулась и поняла, что от её любви не осталось и следа. А потом она его ненавидела.
Как хочется, чтобы такого же не произошло с ним. Как понять, что её любовь навсегда?
Путём проб и ошибок. А иначе просто никак.
Ладно, надо оставить позади все сомнения и жить. Решил жить с ней, значит, так и правильно. Решил усыновить Олежку, тоже правильно. Всё он правильно решил.
И пусть у него нет той страсти, того помрачения рассудка, как было с Леной, но Оксану он любит, по своему, более спокойно, что ли. Может, так и надо: сильный огонь гаснет быстрее, а вот…
А вот и дом, надо подняться на третий этаж, позвонить в квартиру, и его жизнь станет другой.
Первым к нему на руки запрыгнул Олежка. Он сначала обвил его ноги своими ручками, прижался и попросился на руки. Пришлось поставить на пол все пакеты.
— Я ждал тебя, — с удивлением и недетской грустью рассказывал ребёнок, — а приехала бабуфка. Пойдём играть!
— Пойдём, обязательно с тобой поиграем, смотри, кого я тебе принёс.
Володя наклонился и достал из пакета плюшевого медведя.
— А ещё… это тоже тебе, настоящий робот ЛЕГО.
Мальчонка слез с рук и потащил своё богатство в комнату, ведь кроме этого ещё в подарках оказалась радиоуправляемая машина.
— Ну что же ты творишь, Володенька! — Мария Юрьевна улыбалась широкой светлой улыбкой. — Здравствуй, сынок!
Они обнялись.
— Раздевайся и проходи, Оксанка в последний момент поняла, что к голубцам сметанки нет. Вот побежала. Она скоро, шустрая девочка.
— Это вам, — он протянул Марие Юрьевне коробочку.
Она открыла и ойкнула.
— Володя, мне жемчуг?! Зачем?! Ты мне жизнь спас, и сам подарки делаешь?
— На память о дне, когда я руки внучки вашей прошу.
— Сладилось у вас. Рада. Ксюшка хорошей женой тебе будет, не сомневайся. Да и мне теперь умереть не страшно. В надёжные руки внучку отдаю. Да что ж ты стоишь всё у порога, проходи.
— Сейчас домой загляну, переоденусь, и к вам. Голубцы есть со сметаной.
Дома влез под душ. Снова задумался. Всё, он сделал шаг, осталось получить согласие Оксаны. Он его не спросил. Только сейчас понял, что не спросил. Нет, не откажет она. А вдруг? Сердце защемило.
Из душа прошёл в спальню, одеться.
— Вова!
Она стояла в дверях.
— Ты замуж за меня пойдёшь?
— Пойду, только расскажи мне всё.
— Что, Ксюша?
— Про то, что было в больнице, про то, что тогда не досказал.
— Ты считаешь, что надо?
— Надо, Володенька, и не потому, что это что-то изменит. Я с тобой, и теперь всегда с тобой буду. Ты для себя должен сказать, чтобы жить мог, радоваться жизни.
— Хорошо, слушай. Лена пришла попрощаться и дать ключи от квартиры. Сказала, что всё привела в порядок, заходи и живи. Вернее, заезжай, я передвигался в инвалидной коляске. Квартира на третьем этаже, но есть лифт. Напомнила, чтобы сыну звонил. Тогда ей казалось это важным. Отдала документы, ключи и ушла. Для меня мир рухнул, второй раз после аварии, смерти мамы и развода. А ещё я понял, насколько беспомощен. Третий этаж. Ты понимаешь, что если лифт не будет работать, я просто сдохну с голоду, и соседи меня по запаху гниения обнаружат. У меня никого нет, никого! Это так страшно, чувствовать себя беспомощным и одиноким. А мне было всего двадцать восемь лет. Стали появляться мысли о суициде. Выход? Да — выход. В душу там бессмертную, в Бога я не верил. А тут так здорово, вот я умираю и рядом с мамой. Представляешь, я ведь даже не попрощался с ней. Не проводил в последний путь. Всё без меня. И тогда я подумал, что жизнь вообще прекрасно течёт без меня. Я вне жизни. Я есть, и меня нет одновременно. То есть я есть только для себя, для Даньки. А для всех остальных меня уже нет. Понимаешь?! А тут Марина пришла, попросила подписать заявление об увольнении по состоянию здоровья. Объяснила, что ничего личного, что ей недоукомплектовка бригады боком выходит, а так она сможет взять человека на моё место. Я понимал, для неё важна работа, и я подписал, а потом решился. Вот подъехал я в инвалидной коляске к лестнице. Думал, сейчас коляску с тормоза сниму, и она вниз покатится, перевернётся и наступит конец. Я успокаивал себя, что это не суицид, а эвтаназия. Что не один врач никогда не сделает мне то, что я попрошу, а значит, я могу только сам.
— А что потом, Вова?
Оксана размазывала по лицу слёзы, которые лились нескончаемым потоком.
— А потом я услышал голос сзади, и понял, что мою коляску крепко держат. Там был нейрохирург-спинальник, Васнецов. Он уже у нас не работает, уехал куда-то в центр. Защитился. Так вот, он предложил мне операцию. Тяжёлую, серьёзную операцию, на позвоночник. Такую, каких никто ещё не делал, и он не делал людям, практиковался на собаках только. Обещал, в случае удачи, потом заменить коленный сустав. А в случае неудачи помочь мне уйти из жизни, только менее болезненным способом, чем упасть с лестницы. И я согласился. Потому что это был шанс жить. А я как любой самоубийца, хотел жить… Операция прошла успешно, потом вторая, на колене, тоже успешно. Я встал, я получил специальность, я начал работать. Я могу обеспечить себя и не только себя. Но я ощущаю себя периодически у той лестницы, на краю, когда нужно только отпустить тормоз…
Он поднял на неё глаза и прижал к себе.
— Ну что же ты плачешь? Ксюша, ты сама просила рассказать.
— Вов, у меня есть предложение.
— Какое?
— А давай ты мысленно представишь, что ты встал с той коляски и своими ногами спустился вниз с той лестницы. И мы идём дальше вместе: я, ты, Олежка, наши с тобой дети, которые обязательно будут. А твой сын к нам приедет, рано или поздно. Мой двоюродный дедушка обещал купить самый навороченный ноут и отвезти твоему Дане. Ты сможешь его видеть, а он сможет видеть тебя. И пусть между вами океан. Это такая мелочь, когда люди родные. У меня все в одном городе, а мы не видимся и не разговариваем, потому что чужие по своей сути.
— Ксю, это ведь через всю страну надо ехать, он поедет?
— Это не важно, давай сейчас мы с тобой мысленно перейдём черту и будем счастливыми. Мы ведь заслуживаем счастья! Бабуля своему брату так расписала, как ты ей жизнь спас, что он готов на всё. Он её знаешь, как любит.
— Ксюша, так ты согласна быть моей женой?
— Конечно, Володя. Я буду самой счастливой женщиной на свете.
Он надел ей на палец кольцо.
Потом они ели голубцы со сметаной, потом он купал Олежку и укладывал его спать. Конечно, в обнимку с плюшевым медвежонком.
***
Сколько всего было в их жизни потом. И светлого, и радостного, и смешного, и даже грустного. Но это жизнь, и она бывает всякой. Порой сам себе не можешь объяснить, почему она такая, эта жизнь, и почему ты сам такой.
Прошло долгих восемь лет, и Даня прилетел к отцу. В аэропорту его встречали всей семьёй. А как иначе. Он всех их знал. Со всеми постоянно разговаривал по скайпу, иногда часами. Потому что они были родными. И он с отцом, который его так любил, и с младшими братьями: Олежкой, и Сашкой, и с сестрёнкой Анастасией.