— Пил с утра. Чаю бы.
— Так наливай, кто ж тебе не даёт-то. Анекдот слушай. В класс пришла новая девочка, Вовочка её спрашивает: «Как вы относитесь к сексу с незнакомыми мужчинами?» «Никак», —отвечает девочка. «Тогда я вынужден представиться — Вован», — говорит Вовочка.
Володя расхохотался.
— Это ты к чему, Семёныч?
— К настроению твоему. К тому, что тебе, видимо, никто не даёт, а ты не представляешься.
— Ты ж вроде как в личную жизнь не лез ещё вчера, что изменилось, коллега?
— Банкира кричавшего вчера помнишь?
— Его забудешь.
— Он этой жене трупа твоего сегодня высказывал, обвинял его в совращении дочери. Типа муж её козёл. А она за него в ответе. А она с пацаном была…
— Мерзавец. Забрали тела-то?
— Забрали. Завтра хоронят. Но это уже не наше с тобой, Вован, дело. Хотя твоё настроение — это дело моё. Потому в разведку я бы с тобой сегодня не пошёл.
— Я только-только на работу пришёл. А ты про разведку, и анекдоты у тебя с бородой.
— Ага, и бомжиха, из люка доставленная, тебя дожидается. — Семёныч ехидно улыбался.
— Бомжиха так бомжиха. Себе кого взял?
— Самоубийцу, сиганула одна с девятого этажа.
— Может, несчастный случай?
— Может. Если окна мыла, то в квартире ведра, тряпки, химия будут. И на руках химия. Смывы сделал. Отправил в лабораторию.
— А на кой ты так рано на работу явился?
— Не уходил я. Вернее, ушёл, поругался с моей Маруськой и вернулся.
— И что ты с Верой Петровной не поделил?
Семёныч всегда, когда ругался с женой, переименовывал её в Маруську. Володя это знал, и знал, что сегодня же она прибежит к нему и будет просить прощения, а он простит, и они, довольные, вместе пойдут домой. Она всегда просила прощения, даже когда виноват был он. Семёныч этот ритуал знал, и блюл, и доводил супругу до белого каления, а потом прощал с высоты своего нехилого роста.
— Я тебе лучше ещё анекдот расскажу, потом попьём чайку, который ты и организуешь и пойдём по трупам. Слушай. Вовочка и его школьный друг нашли мешок анаши. А поскольку ничего не знали о наркотиках, решили его поджечь. Словили кумар, засели рядом и прутся. Мимо шел мусор. Унюхал, чем пахнет, и дое…ался: «Дети! А вы знаете, что из тех, кто нюхает такую срань, получаются подонки, уголовники, извращенцы… — вдохнул поглубже, — …поэты, художники, музыканты!»
— У тебя сегодня все анекдоты про Вовочку?
— Не задирайся, я сегодня холодный, голодный и одинокий мужчина в самом расцвете лет.
— Тогда ладно, тогда пойдёт, да, Владимир Семёныч?
— Вова, ты когда сюда пришёл, после больницы, мы с тобой договорились, что два Вовы в одном кабинете есть перебор. А следовательно, я стал Семёныч, а ты, как младший, остался Вовой. Сечёшь?
— Ещё как, Владимир Семёнович.
— Хам ты, Вова. Ну ладно, ещё анекдот слушай. Сидит мальчик на травке, играет в машинку. Как вдруг у машинки колёса отвалились. Мальчик сидит, плачет. Мимо проходил наркоман, услышал плач мальчика, подошёл и спросил: «Ты чё плачешь?» — «Я колёса потерял!» — «Ну, пойдём со мной, я тебе свои дам!» — «Нет, мне мама сказала на травке сидеть!» — «Блин, мне бы такую маму».
— Семёныч, пошли по трупам, потом и анекдоты будут, и чай, и микроскопия, и Вера Петровна придёт.
— Не прощу!
— Что ж она такого сделала?
— Говорит, что от меня чужими женскими духами пахнет. Вчера-то. Я ей говорю — запах подцепил от трупа. А она мне в ответ: «Ты сифилис от трупа, случаем, не подцепил?» Ну чего ты ржёшь? Конь ты необъезженный.
Настроение резко поднялось, и Владимир, пригласив санитара, отправился на вскрытие бомжихи. Периодически подхихикивал, представляя, какими духами от него сегодня пахнуть будет. Но жены у него нет, и ревновать будет некому.
За соседним столом трудился Семёныч. Периодически отпуская в адрес развеселившегося коллеги всякие колкости.
Покончив с вскрытиями, оба засели за написание протоколов.
— Вова.
— Да, Семёныч.
— Ты женат-то хоть был? Или ты не по женщинам?
— Да что тебя так моя жизнь взволновала? По женщинам я, успокойся, и женат был. Сын имеется.
— Сколько пацану?
— Десять. Только увижу я его вряд ли когда-нибудь.
— Звонишь?
— Звоню. По телефону разговариваем.
— Вов, это Маруся моя озаботилась. Нравишься ты ей.
— Семёныч, ты собственную жену пристроить другому решил?
— Не, Вов, ты что. Такая баба нужна самому. Я ж люблю её. Единственная женщина, которая сумела меня на себе женить. Считай, королева.
Вова только лишь улыбнулся. Смурной его коллега, но настоящий. Со стержнем мужик, и хоть не очень они дружат, но Владимир знал, что на Семёныча можно положиться всегда.
========== Часть 3 ==========
Последний месяц лета был ужасен, и вовсе не жарой или какими-то бы ни было погодными условиями. Просто в квартире по соседству шёл ремонт. Делали его гастарбайтеры, а потому стучали допоздна, а иногда и ночами шумели. Жили-то там же.
Владимир и так спал плохо, а тут так совсем. Проклинал стены из картона, сквозь которые голоса слышно, не то что передвижение по помещению.
Раньше в этой квартире жила бабулька, милая, старая, никого не трогающая и не задевающая. Он ей хлеб приносил и молоко, разговаривал с ней часто. У неё никого не было, кроме внука, и у него никого — на тот момент уже никого.
В эту квартиру он въехал после развода с женой. Она ему её и купила, продав их общую — большую, родительскую. Свою долю взяла деньгами, так как оставаться в городе не планировала. Ему сообщила адрес и отдала ключи. Она и мебель перевезла, ту, что посчитала нужной, и обустроила его жизнь без неё сообразно своим представлениям. Он ничего не менял, даже после того, как въехал в эту чужую квартиру. За те три года, что он прожил в ней, родным жилище так не стало. Но его всё устраивало и так. Телевизор исправно показывал нужные каналы, книги стояли на полках и занимали целую комнату, компьютер расположился в спальне, рядом с их общей кроватью. Владимир продолжал спать слева, оставляя вторую половину нетронутой.
Так вот, соседская квартира была через стенку от спальни.
Бабулька умерла год назад. Внук её похоронил — не без помощи Володи. А потом квартира пустовала. Целый год.
Но покою пришёл конец.
Последнюю неделю Володя спал в комнате с книгами, на диванчике, даже не пытаясь его разложить. Не высыпался, и жутко болела голова, почти до умопомрачения.
Головные боли, да ещё перед самой осенью, не радовали. Надо было купить лекарства и провести лечение. А иначе можно потерять работоспособность, а этого вот уже совсем не хочется.
***
— Вова, ты выглядишь всё хуже и хуже, — прямо с раннего утра завёл свою песнь Семёныч. — Ты либо бабу нашёл и перекувыкарся, либо заболел. Предпочитаю бабу.
— Семёныч, угомонись, нет у меня никого.
— Вова, колись. Лечить тебя буду.
— В чём колоться? Я вроде не грешен.
— Эх, Вова, мне бы пустую квартиру, я бы так оторвался, а ты — нет никого. Патология это, понимаешь? Скажи, у тебя проблемы?
— С чем?
— С потенцией.
— Да нет, не замечал. Почему подумал так? Ну и развеселил ты меня.
— Тебя не я, а женщины веселить должны. У меня такие истории в жизни были, хоть романы пиши. С одной вот прямо тут, в этом кабинете… Какие воспоминания!
Владимиру стало смешно — настолько, что головная боль немного отступила. А Семёныч продолжал:
— Ты понимаешь, Вова, она была у нас лаборанткой. Грудь — во! — и он показал двумя ладонями с растопыренными пальцами, насколько велика была грудь у той женщины. — Бёдра, Вова… это сказка, а не бёдра. Я её на работу взял только из-за форм. Она не отказала, дала при первом же моём желании. Здесь, в кабинете, на столе. Какой это был секс, Вова! Есть что вспомнить. Я так старался, я хотел, чтобы она про меня легенды рассказывала.
— И как, были легенды?
— Легенды были! Вова, в то время у нас меняли проводку, ты же понимаешь, что ремонт и прекращение работы — вещи несовместимые. Я в последний момент, на самом пике задел голой задницей торчащие из стены провода. Вова, если бы ты знал, как меня долбануло… Но ведь и её долбануло тоже, прямо через мой детородный орган. Я бы подумал, что он задымился, если бы не потерял сознание. Очнулся раньше неё, слава богу. Так она потом всем рассказывала, что я такой гигант, что она от семяизвержения отключилась.