— А если более точно?
— Ну, скажем, через десять минут.
— Я согласен, миледи.
Она почти выбежала из комнаты. Я тихонько присвистнул от удивления.
— Ну, и что вы обо всём этом думаете, Гастингс?
— Бридж, — коротко ответил я. — Карточный проигрыш.
— А, так вы тоже заметили то, о чём так неосторожно обмолвился мсье адмирал! Вот это память, поздравляю! Браво, Гастингс!
Больше нам не удалось обменяться ни словом, потому что вошел лорд Эллоуэй. Он вопросительно взглянул на Пуаро.
— Что вы намерены делать дальше, мсье Пуаро? Боюсь, что результат расспросов не очень-то вас удовлетворил.
— Напротив, милорд. Ситуация в достаточной степени прояснилась. Притом настолько, что в моём дальнейшем пребывании здесь нет особой необходимости, и намерен как можно скорее вернуться в Лондон.
На лице лорда Эллоуэя появилось ошеломлённое выражение.
— Но… вам удалось выяснить хоть что-нибудь? Вы догадываетесь, кто похитил чертежи?
— Да, милорд. Скажите мне… Предположим, чертежи вернут вам, но анонимно, вы будете настаивать на дальнейшем расследовании?
Лорд Эллоуэй изумленно посмотрел на него.
— Вы имеете в виду… за деньги?
— Нет, милорд. Просто вернут — безо всяких условий.
— Конечно, если чертежи будут возвращены, это меняет дело, — медленно, с расстановкой произнёс лорд Эллоуэй. Он, казалось, был озадачен и не знал, как поступить.
— Тогда я думаю, что лучше оставить всё, как есть. В конце концов, о том, что чертежи вообще были украдены, не знает ни одна живая душа, кроме вас, адмирала и вашего собственного секретаря. Им можно просто сообщить, что документы возращены. Можете всецело рассчитывать на меня — я поддержу любую версию, которую вам угодно будет сообщить им. Ну, а решите оставить всё в тайне, тогда тоже сошлитесь на меня. Скажем так: вы поручили мне разыскать чертежи — я нашёл их и вернул вам. А больше вам ничего не известно, — Пуаро поднялся и протянул ему руку. — Счастлив был увидеться с вами, милорд. Я всегда верил в вас — в вашу преданность интересам Англии. Её судьба — в надежных руках.
— Мсье Пуаро… клянусь — я сделаю всё, что в моих силах! Может быть, это перст судьбу… но я верю в своё предназначение!
— Как и любой из великих людей! Кстати, и я тоже! — высокопарно заявил Пуаро.
Через пару минут подали автомобиль, и лорд Эллоуэй проводил нас до дверей, сердечно пожав руку на прощанье.
— Это великий человек, Гастингс, — сказал Пуаро, как только автомобиль тронулся. — У него есть всё: гениальный ум, власть, неограниченные возможности. К тому же он — сильная личность, в которой так нуждается Англия, тем более в такое сложное время, как сейчас.
— Готов подписаться под каждым вашим словом, Пуаро… но как же насчёт леди Джульетты? Неужели она решится вернуть чертежи в руки самого лорда Эллоуэя? И что она скажет, когда узнает, что вы неожиданно изменили свои планы и вернулись в Лондон, не сказав ей ни слова?
— Гастингс, позвольте, я задам вам один вопрос. Как вы думаете, почему, разговаривая со мной, она сразу же не вернула мне чертежи?
— У неё их не было.
— Абсолютно верно. Сколько бы времени понадобилось, чтобы принести их, если бы они были у неё в комнате? Или где-нибудь в доме? Можете не отвечать. Я сам скажу. Не больше двух минут! Но она сказала — через десять минут! Почему, спрашивается? Совершенно ясно, что она рассчитывала получить их от кого-то ещё, кого ещё нужно было бы убедить вернуть их. И кто же это, по-вашему? Уж конечно, не миссис Конрад. Скорее всего, кто-то из членов её семьи: сын или муж. Итак, как вы думаете, кто из них? Леонард Уэйрдейл заявил, что вечером он сразу же отправился в постель. Нам известно, что это не так. Предположим, что мать зашла к нему в комнату и обнаружила, что там никого нет. Не поддающийся описанию ужас охватил её — ведь он её сын! Она так и не нашла его, но позже она вдруг слышит, как он утверждает, что всё время был у себя. Отсюда и вывод: именно он похитил документы. В результате — она пытается договориться со мной.
— Но, мой друг. Нам известно кое-что, чего не знает леди Джульетта. Мы знаем, что её сын не мог быть в кабинете — он был на лестнице, заигрывал с хорошенькой француженкой. И вот, хотя она и не знает этого, у молодого Леонарда железное алиби.
— Всё это прекрасно, но кто же тогда украл чертежи? Похоже, вы исключили всех: леди Джульетту, ее сына, миссис Конрад, француженку-горничную…
— Вот именно. Ну-ка, попробуйте использовать ваши маленькие серые клеточки, мой друг. Разгадка у вас перед глазами.
Я уныло покачал головой.
— Ну, конечно! Вы просто не хотите подумать! Ладно, давайте рассуждать вместе: Фицрой выходит из кабинета, оставив чертежи на столе. Через пару минут появляется лорд Эллоуэй, подходит к письменному столу и видит, что бумаги исчезли. Только два варианта возможны: либо Фицрой не оставлял там документов, а попросту положил их в карман — но это маловероятно. Вспомните, лорд Эллоуэй сам признал, что секретарь мог легко снять с них копии. Либо бумаги всё ещё лежали на столе, когда вошёл лорд Эллоуэй, — и в этом случае они попали в карман к нему.
— Похититель — сам лорд Эллоуэй! — я изумлённо вытаращил глаза. — Но зачем?! Ради всего святого, зачем ему это понадобилось?!
— Разве не вы рассказывали мне о каком-то скандале в прошлом, который был связан с его именем? Вы ещё сказали, что он был впоследствии оправдан. Но попытайтесь представить, что всё это было правдой? Стоит только какому-то пятну появиться на его репутации, и в Англии его карьере политического деятеля конец. И вот вдруг кому-то понадобилось вытащить на свет божий ту грязную историю, а это значит, прости-прощай, карьера! Можно догадаться, что его попросту шантажировали, а платой за молчание должны были стать чертежи подводной лодки.
— Ах, презренный предатель! — воскликнул я.
— Нет, нет, это не так. Он умён и изворотлив, этот человек. Предположим, он сделал с чертежей прекрасные копии — он ведь талантливый конструктор, не забывайте об этом, — и слегка, совсем незаметно подправил их. Изменения, которые он внёс в каждую деталь, на первый взгляд незначительны, но все вместе взятые сводят на нет целостность конструкции. После этого он передал исправленные и негодные копии чертежей в руки вражескому агенту, скорее всего, миссис Конрад. Но он ещё и умен. На случай, если в будущем возникнут подозрения на его счёт, он сделал вид, что документы похищены. Он лез из кожи вон, чтобы бросить хоть тень подозрения на всех и каждого, кто был в доме, даже выдумал, что видел убегавшего из кабинета человека. Но тут ему не повезло — упрямство старого адмирала разбило в пух и прах его версию. Но ещё больше он старался, чтобы мы ни в коем случае не заподозрили Фицроя.
— Это лишь ваши домыслы, Пуаро, — запротестовал я.
— Это психология, мой друг. Если бы он передал настоящие чертежи, то не волновался бы так, на кого падёт подозрение. А помните, как он настаивал, чтобы детали похищения не дошли до ушей миссис Конрад? А всё потому, что передал ей подправленные копии ещё днем и не хотел, чтобы она знала о том, что «похититель» выкрал их гораздо позже.
— Интересно, насколько вы правы, — пробормотал я.
— Конечно, я прав. Я говорил с Эллоуэем, как может только один великий человек говорить с другим, — и он прекрасно понял меня. Подождите, вскоре вы сами убедитесь в этом.
Одно мне известно точно. В тот день, когда лорд Эллоуэй стал премьер-министром, Пуаро получил письмо. В него были вложены чек и фотография в самом низу которой красовалась надпись:
Моему благородному другу Эркюлю Пуаро — на добрую память. Эллоуэй.
Думается, подводная лодка класса «Зет» и её конструкция вызвала в морских кругах сенсацию. Говорили, что благодаря ей в современном корабельном вооружении произошёл настоящий переворот. Я слышал, что одна из великих держав объявила, будто в этой стране удалось создать нечто подобное, но результат испытаний впоследствии оказался плачевным. Но я по-прежнему считаю, что в тот раз Пуаро просто угадал. Когда-то ему это удавалось неплохо. Будем надеяться, что удастся и в следующий раз.