– Пацаны! – завороженно прошептал Серый. – А это что? – Он ткнул пальцем в натянутый между яблонями гамак.
– Чур я первый! – обрадовался Толян.
– Заткнись! – сказал Эдик. – Сначала я, а там разбирайтесь, как хотите.
И Эдик, поджав ноги, завалился в гамак, который в общем-то был не гамаком, а катапультой. Как раз перед тем, как пойти к Шлоссеру, Евстигнеев взвел ее, чтобы избавиться от пары старых швеллеров, но события закрутились, и Евстигнеев про свою катапульту начисто забыл.
Итак, Эдик завалился в гамак. Под его весом спусковая скоба вышла из гнезда, и эластичные резиновые жгуты молниеносно сжались, посылая тяжелый груз по направлению к свалке.
Братки же увидели нечто невероятное: гамак вдруг свистнул, как натянутая тетива, и шеф с тоскливым воем взвился в знойное небо.
– А-а-а! – заорал Эдик, потому что слов, способных выразить ужас, который он испытал, не было ни в одном языке Земли. Он осознал, что летит, а еще через пару секунд был атакован стаей ворон, принявшей Эдика за сову-переростка. Теперь все его внимание переключилось на злобных птиц, одна из которых ухитрилась клюнуть его прямо в нос.
– Убью! – прорычал Эдик и шлепнулся прямо в корыто с раствором.
Работяги проявили явную халатность, но именно она спасла шефу жизнь. Строители, замесив раствор, удалились на перекур, который плавно перетек в распив. Поэтому никто не видел, как из корыта тяжело поднялся человек, с ног до головы облепленный раствором.
Отплевываясь и фыркая, он сделал несколько шагов и застыл, увидев перед собой табличку: «Завод пластмассовых изделий».
«Вот оно!» – понял Эдик, не обращая внимания на схватывающийся раствор. Он тут же вспомнил разговор с братком, у которого они отняли золотую монету. Тот с самого начала что-то говорил про завод.
Эдик промедлил всего несколько мгновений, но этого хватило, чтобы замечательный калиновский раствор схватился на нем, как броня. Он попытался пошевелить рукой и не смог. Он попробовал шагнуть, но ноги не слушались.
«Ерунда, – подумал Эдик, – сейчас кто-нибудь придет и отколотит!»
Однако прежде чем появились строители, ему пришлось простоять минут двадцать.
Вначале работяги не обратили на Эдика внимания, а сразу же подошли к корыту с раствором.
– Мать моя женщина! – ахнул один из них и схватился за голову. – Застыл раствор!
– А ты чем думал-то?! – обозлился второй. – Чего теперь делать?..
– Отколачивать надо, мужики! – отозвался третий.
– А может, завтра? – предложил первый. – Ну его!
– Точно, завтра! – обрадовались строители. – Домой пора!
– Хр-р-р! – подал голос Эдик, пытаясь привлечь к себе внимание. И привлек. Работяги как один повернулись к нему.
– Смотри-ка, статуя! – обрадовался тот, что пришел первым.
– Это Агафонов смастачил! – уверенно сказал второй. – Вот здорово, как настоящий!
– А помнишь, он тебя лепил, а получилась обезьяна? – вспомнил третий. В следующую минуту строители подняли головы и уставились на козырек перед входом.
– Болтай поменьше, – прошептал первый, – а то обезьян вылезет!
– Он днем спит, – сказал второй, и они снова уставились на козырек.
– Хр-р-р! – закряхтел Эдик, чувствуя, как цементный панцирь сжимает его все туже.
– Пойдем отсюда, – сказал первый, – статуя какая-то ненормальная!
Стараясь не оглядываться, строители быстро покинули площадку.
А в это время Серый, Колян и Толян метались по саду в поисках Эдика.
– Шеф, ты где? – кричал Серый.
– Ау! – звал Толян.
– А может, он того, смылся по тихой? – предположил Колян, и друзья замерли, осененные неожиданной мыслью.
– Ты думаешь…
– Я ничего никогда не думаю, – сердито отрезал Колян. – Вот вижу: был шеф, и не стало его!..
– Он на небо улетел, – уверенно сказал Серый.
– Ха-ха-ха! – зло рассмеялся Колян. – Тоже мне, нашел святого!
– А я видел, – заупрямился Серый.
– Молчи, жираф! – рявкнул Колян, теряя остатки терпения. – Без тебя тошно… Шеф, ау!
– Погодите, – сказал Толян, – он, наверное, за забором. Его этот гамак заплюнул куда подальше, точно вам говорю!
– А подальше – это куда?
– Да вон туда, – ткнул пальцем Толян. – Пошли скорей, а то шеф небось уже рвет и мечет!
Прямиком, через заборы и огороды, они двинулись в том направлении, куда улетел шеф. Через двадцать минут взмокшие и растрепанные братки стояли возле завода.
– Ну и где шеф? – спросил Серый, оглядываясь по сторонам.
– А вон! – сказал Колян, указывая на хрипящую статую.
– Ты что, тупой? – терпеливо возразил Серый. – Это же статуй. Ты видишь, что он белый!
– А чего же он хрипит? – возразил Колян. – Может, шеф того… от испуга побелел? Такое бывает.
Колян подошел к Эдику и осмотрел его со всех сторон.
– Майка его, шорты тоже. Он!
– Шеф! – тихонько позвал Толян, глядя в красные, мученические глаза статуи.
– Хр-р-р! – запел свою песню Эдик.
– Ну вот! А я что говорил! – горделиво приосанился Колян. – Пошли домой, шеф!
Эдик напрягся что есть силы, дернулся и упал плашмя. От удара цементная скорлупа раскололась, и братки бросились поднимать шефа на ноги. Наконец он поднялся, потряс головой, выколупнул кусок штукатурки из уха и зарычал:
– Это кто, сволочи, меня так подставил? Кто подлянку кинул, я спрашиваю?!
– Шеф, это не мы! – затрясся Серый.
– Знаю, – смягчился Эдик. – Все равно найду гада, он у меня полетает! Отвечаю!
Он повернулся к заводу и неожиданно с умным видом произнес:
– Однако нет худа без добра. Вот, пацаны, то, что мы ищем! Надо теперь только Лисипицина откопать. Без него – никак.
– Найдем, шеф, – сказал Колян. – Он наверняка где-нибудь рядом.
В это время на крыше показалась лохматая башка.
– Смотри-ка, – удивился Серый, – мужик!
– Работяга, – отмахнулся шеф. – Кровлю небось ремонтирует.
Тут надо сказать, что Эдик сильно ошибался. На крыше была обезьяна. А вышло так… Когда Лисипицин был директором завода, он с помощью импортного колдуна нашел заброшенный вход в Тридевятое царство. Царство оказалось большое, а главное – богатое.
Лисипицин недолго думая стал сплавлять туда пластмассовые изделия, оплату же требовать золотом и драгоценными камнями. А чтобы никто к заводу и близко не подошел, поставил охрану из братков.
Один из них вел себя настолько скверно и нагло, что Костя при помощи камня чудес превратил его в обезьяну. А Яга наложила свое заклятие, и стала обезьяна жить на крыше и сторожить завод от непрошеных – на ее, конечно, взгляд – гостей.
Обезьяне бросали корм, а она в ответ кидалась камнями. Такая вышла история. К обезьяне быстро привыкли и перестали удивляться. Зато и без особой нужды к заводу не подходили.
– Эй, мужик! – крикнул Эдик, обращаясь к обезьяньей голове. – Где тут Лисипицин живет?
– А ху-ху не хо-хо? – изрекла обезьяна, размахивая длинными волосатыми лапами.
– Фильтруй базар, фраер! – возмутился Серега. – Не то схлопочешь по самое некуда!
Но обезьяна подпрыгнула, затем изогнулась и показала браткам неприличную часть тела.
– Уррр! – оскалилась она. – Ху! Хо!
– Ну ты сейчас получишь! – вскипел Эдик. – Колян, дай ему в глаз!
– Щас, пацаны, только подсадите на козырек! – обрадовался Колян. Он подскочил к козырьку и оказался в опасной близости от стены. Обезьяна только этого и ждала. Тяжелое надкушенное яблоко с хрустом ударило Коляна по макушке и раскололось надвое.
– Вай! – взвизгнул Колян с кавказским акцентом и бросился бежать, но в это время второй огрызок угодил ему меж лопаток. – Уя! – Колян споткнулся и рухнул в пыль.
– Ты че, баклан! – заорал Эдик и тут же с хрустом сомкнул челюсти.
Следующий огрызок угодил ему прямо в рот. С трудом прожевав кислое яблоко, отплевываясь от семечек, шеф поднял кверху полные слез глаза и погрозил кулаком. И тут увидел в обезьяньей руке обломок кирпича.