Серый лил, Колян держал воронку, а Толян, нервно подхихикивая, держал самого шефа. Ведро влили быстро.
– Давай еще! – скомандовал Серый.
– Отставить! – прохрипел Эдик и выплюнул воронку. – Все путем! А че случилось-то? – Он обвел непонимающим взглядом своих братков. Очевидно, шеф начисто забыл все, что произошло.
– А… – открыл рот Толян, но тут же получил кулаком под дых.
– Все нормально, – пробасил Серый, – переутомился, видать, такое бывает.
– Ага, – закивал Колян, – переутомление.
– Надо же! – удивился Эдик. – Не думал, что нервы подведут. А водичка, это… хороша! Только вот во рту что-то носками воняет.
Маланья нехорошо осклабилась, но смолчала. С минуту она рассматривала братков, как случайный покупатель рассматривает секонд-хендовский товар: с любопытством и легким оттенком брезгливости.
– Чудные! – сказала наконец бабка. – И чего вы здесь забыли? Бежать вам надо, парни, отседа! У нас места особые, заповедные. Не всем они, вишь, на пользу.
Сказав это, она повернулась и ушла. Шеф посмотрел на свой раздувшийся живот и вздохнул:
– Газета – это фигня. Ватман нужен. Из него сбацаем шапки по размеру, так что не свалятся. Давай, баран, пробегись по деревне, попроси у кого-нибудь старого ватмана. Или нет… Зайди в администрацию. Там наверняка макулатуры много, точно тебе говорю. И это… клея попроси. Скажи, для художественной самодеятельности.
Все это он сказал Толяну, глядя на его завитые рога. Толян не стал уточнять, за что его назвали бараном. Наоборот, новое имя ему чем-то даже понравилось.
– Бегу! – сказал он и, нахлобучив кое-как шапку из газеты, скрылся за дверью.
Эдик встал и, тяжело колыхаясь, прошелся по комнате.
– Мы попали в сложное положение, – начал он, и его глаза блеснули жидким водяным блеском. – Кто-то ведет против нас нечестную игру. С чего все началось?
– С петуха, – робко напомнил Колян.
– С бадьи! – строго поправил его шеф. – Серому вытянули шею. Лисипицин сказал, что это – Яга. Та самая ведьма! Вот она с тех пор и пакостит.
– На рога ее! – крикнул Серый, сделав опасное движение головой и едва не протаранив шефа. Но Эдик на это не обратил внимания.
– Верно, – сказал он. – На рога! И всех, кто ей помогает! А теперь, братцы, я побегу в туалет. Прихватило что-то!
Не прекращая движения, он вылетел за порог. Послышалось возмущенное кудахтанье, громко стукнула во дворе туалетная дверь, а вслед за этим послышался приглушенный взрыв. Братки испуганно переглянулись.
– Похоже на ручную гранату, – сказал Серый, выглядывая в окно.
Дверь туалетной будки валялась на траве, в воздухе вились разноцветные петушиные перья… Шеф, пошатываясь, вышел из будки и попытался натянуть на себя жалкие огрызки, оставшиеся от штанов.
– Ты что утворил, идол окаянный?! – напустилась на него Маланья, вылетая во двор и на ходу засучивая рукава. Однако, увидев Эдика в таком положении, бабка молча попятилась назад.
– Ты это… Куда?!
– Домой! – сказал Эдик, мрачно облизываясь.
– Да куда ж тебе в дом? Посмотри на себя? Вон к бочке иди, замывайся!
Эдик принюхался, кивнул и безропотно пошел к бочке.
Когда Толян вернулся с четырьмя листами ватмана, шеф был уже в полном порядке. И в новых брюках.
– Вот! – сказал Толян, кладя ватман на стол. – Листы хорошие, твердые, использовали только один раз. Для этой… наглядной агитации. А это клей. И краска вот. С кисточкой.
– Молодец, – сказал шеф, – только краска-то зачем?
– Раскрасим шапки, чтоб красивше было! – сказал Толян, принюхиваясь.
– Ты носом не води, – ворчливо заметил шеф, – тоже мне, нюхач нашелся! Это с улицы нанесло… К делу, пацаны!
На этот раз все вышло как надо. Получились настоящие клобуки, как у монахов, высокие и красивые. Толян самолично выкрасил их в черный цвет. Стало еще лучше.
– Темнеет, – сказал шеф, – пора!
Нацепив клобуки на головы, братки вышли за порог. Петуха нигде не было видно.
– А где пернатый? – поинтересовался Толян.
– Что, по дружку соскучился? – разозлился Эдик. – Снесло твоего приятеля дверью, только перья остались. И вообще, хорош базарить!
Стараясь держаться в тени, команда Эдика короткими перебежками направилась к реке, чтобы подобраться к заводу с тыльной стороны. Тем не менее им не удалось избежать некоторых нежелательных встреч.
Первой браткам попалась Жульетта.
– Монахи! – пискнула она и метнулась в глухой переулок, потому что верила в приметы. По этим приметам встреча с четырьмя здоровенными монахами, ночью, да на пустынной улице ничего хорошего не предвещала.
Вторым оказался экскаваторщик Агафонов. Самодеятельный скульптор на мгновение застыл, глядя на процессию, и тут же пришел в восторг.
– Гениально! – воскликнул он. – Служители культа на боевом марше. И какие лица! Какой экстаз! Какое смирение и в то же время какое напряжение мысли! Особенно у того, длинношеего. Товарищи! У меня такое ощущение, что я вас где-то уже видел. Может быть, я вас ваял?
– Отстань, мужик, – устало проговорил Эдик. – А то отоварю!
Угрозу Агафонов пропустил мимо ушей, зато вытащил из-под мышки альбом и начал быстро наносить на чистый листок рисунок.
Эдик вздохнул, сжал кулаки, но передумал и снял шапку, представ перед скульптором в натуральном виде.
– Черт! – сказал Агафонов без ужаса, но с глубоким внутренним убеждением и без чувств рухнул в траву.
Эдик вырвал из альбома листок и разорвал его на клочки.
– Пошли, пацаны, не будем задерживаться.
Они устроились в кустах за обрывом, откуда хорошо была видна входная дверь завода. Был виден и обезьян. Он бесцельно слонялся по крыше, грыз яблоки и время от времени скалил огромные желтые зубы.
– Обезьяна снимешь ты, – сказал Эдик Серому. – У тебя рога длиннее. Ткнешь пару раз… – В голосе шефа было столько металла, что Серый и не пытался возражать.
– Да, шеф! – сказал он преданно и вытянул в ниточку губы.
Через полчаса небо потемнело. Тени на земле вытянулись в длину и слились друг с другом.
– Пора! – сказал Эдик и первым двинулся к заводской двери. Над козырьком тут же появилась бесстыжая обезьянья морда и радостно осклабилась.
– Сейчас ты у меня посмеешься! – зловеще прошептал Эдик и снял клобук, чтобы удобнее было работать.
Его примеру тут же последовали остальные. Превращение монахов в четырех чертей было настолько разительным, что обезьян, так и не успевший ни в кого запулить огрызком или кирпичом, вытянулся, замер и плашмя грохнулся на крышу.
– Два – ноль! – горделиво прошептал Эдик, вспомнив потерявшего сознание Агафонова, и впервые уважительно подумал о рогах. Как часто в городских разборках ему не хватало именно такого, самого решающего аргумента!
– Замок, – сказал он негромко, и Толян в одно мгновение подобрал ключ.
Братки прислушались. Все было тихо.
– Пошли! – сказал Эдик и открыл дверь.
Внутри было темно и тихо. Правда, тишина, в отличие от темноты, была относительной. Все пространство цеха было наполнено какими-то вздохами, шепотом, нежной вибрацией работающих агрегатов.
Даже в такую позднюю пору здесь теплилась механическая жизнь.
Шелестел вентилятор, нагоняя теплый, пропахший травами воздух. Еле слышно гудел водяной насос. Все эти звуки казались такими теплыми и добрыми, такими уютными, что Эдика невольно потянуло в сон.
Однако умиротворение длилось недолго. Серый, став длиннее вершков на пять из-за шеи и на целых десять из-за рогов, зацепился за какие-то провода, рванулся, послышался электрический треск, и маленькая фиолетовая молния вошла ему прямо в лоб.
Колян и Толян присели от страха. Однако Эдик не растерялся. Чиркнув спичкой, он быстро огляделся, увидел стоящую сбоку метлу на длинной деревянной ручке, схватил ее и по всем правилам техники безопасности хрястнул этой самой рукоятью Серого аккурат между рогов.
Провода отцепились и перестали искрить. Было слышно только, как Серый дробно стучит зубами.