Возле дома Евстигнеева друзья остановились перевести дыхание.
– В кого они превратились? – не удержался Костя, хотя и понимал, что на этот риторический вопрос никто не ответит. Но он ошибся.
– Стадо чертей! – сказал Евстигнеев. – Вот кого Маланья воспитала! Макаренко! Ушинский! Гений воспитания!
– Она тут ни при чем, – проворчал Костя, – это Яга на них заклятие наложила. И Леший тоже.
– Не верю! – сказал Евстигнеев. – Тут что-то еще. О! Они же в реакторе побывали… Правда, не все. Нет, Маланья наверняка к ним руку приложила. Чувствуется размах, стиль! Да если б наша Степанидовна увидала этих красавцев, она бы с ума сошла!
Один Шлоссер молчал. Однако было видно, что он не просто так молчит, а в голове его созревает новая гипотеза. Не говоря ни слова, механик вытащил из кармана гаечный ключ, повертел его в руках, просветлел лицом и успокоился. Успокоившись, он усмехнулся, извлек из другого кармана калькулятор и принялся что-то подсчитывать. Минут пять Шлоссер занимался этим делом, наконец убрал калькулятор и повернулся к друзьям.
– Я тут посчитал… Этим дуракам повезло, что они влезли в реактор, когда тот был на холостом ходу. Мощность небольшая, кривизна гиперполя минимальная. К тому же они выпили противоядие. Так что скоро у них все нормализуется!
– Стало быть, светиться перестанут? – уточнил Евстигнеев. – А как скоро? День-два?
Шлоссер покачал головой:
– Ты даешь нереальные сроки. Все пройдет само собой лет через пятьсот. Гарантирую. Конечно, можно их загнать в поглотитель. Тогда все как рукой снимет. Правда, вместе с волосами.
– И с головой, – ехидно добавил Евстигнеев.
– Это смотря какая голова, – серьезно возразил Шлоссер. – У них, как я посмотрю, головы на редкость крепкие. Чугун!
– Но-но! – сказал Евстигнеев. – Не хватало еще чужими жизнями рисковать!
– Согласен, – кивнул Шлоссер, – головы можно смазать защитным кремом. В этом случае гарантируется полная безопасность.
– Защитный крем – это вазелин! – хихикнул Евстигнеев.
– Верно, – удивился Шлоссер, – а ты откуда знаешь?
– Да уж знаю, – усмехнулся Евстигнеев.
– Откуда, откуда?
– Да что у меня, носа нет? – рассердился Евстигнеев. – Сколько раз от тебя вазелином воняло? И кожа на башке постоянно блестит!
– Ах, ну да, – смутился Шлоссер, – было дело. Это когда я на себе хотел поставить эксперимент. Насытить тело энергией. Чтобы есть не надо было.
– Это как же? – ахнул Евстигнеев. – И, главное, зачем?
– В целях экономии времени и денег, – сказал Шлоссер. – И вообще. Принципиально. Пора человечеству научиться обходиться без пищи. Чтобы нажал кнопку – и сыт лет на сто. Ну пусть не на сто…
– На всю оставшуюся жизнь, – вздохнул Евстигнеев. – Ты, Семеныч, когда-нибудь доэкспериментируешься. Вот что. Пока мы не можем обходиться без пищи, пойдем-ка выпьем чайку!
От этого предложения не отказался никто.
Евстигнеев отпер дверь. На кухне горел свет. Чайник уже пыхтел на газу, а рядом на табуретке стоял на задних лапах Антуан, подвязав полотенце не хуже иной кухарки, и готовил яичницу.
– Мм-няу! – воскликнул он. – Наконец-то! На троих?
– Кто же пьет ночью? – пошутил Шлоссер.
– Какая испорченность нравов! – покачал башкой кот. – Зачем понимать превратно? Я, мм-няу, имел в виду яичницу!
– Тогда на всех, – сказал Костя.
– Заметано! – бодро ответил Антуан. – Считая, мм-няу, конечно, меня. Вы ведь не собираетесь сбросить разумное существо с парохода современности?
– Тебя?! – воскликнул Евстигнеев. – Ни за что! Ты нам дорог, как вечный укор совести, как грехи далекой юности!
– Это юмор? – спросил Антуан, замерев над сковородкой.
– Самокритика, – улыбнулся Евстигнеев.
– Тогда я готовлю?
– Валяй, – махнул рукой Евстигнеев и, увидев, что чайник вскипел, бросился заваривать чай.
Действие «Громовержца» сказалось незамедлительно. Разум у друзей прочистился необыкновенно. Правда, яичница снова его слегка затуманила, но основную мысль все высказали единодушно:
– Без Яги не обойтись!
Они имели в виду не только Степанидовну, но и Горыныча с Кощеем и, конечно, Лешего.
– Народное ополчение поможет, – твердо обещал Костя.
– Давно ли лесная… хм, нечисть… стала народным ополчением? – Шлоссер вопросительно поднял бровь.
– Семеныч! – с упреком сказал Евстигнеев. – Нечисть – это жильцы Маланьи!
– Верно, – смутился механик. – Это я оговорился, не прав. И вообще, дело зашло слишком далеко. Хулиганство, грабеж со взломом, избиение Лисипицина. Что с бандитами делать?
– Выгнать их с треском, – сказал Евстигнеев, – у нас своих чертей хватает, нам новые не нужны.
– Новые и вдобавок злые, – напомнил Шлоссер.
– Выгнать их не удастся, – напомнил Костя, – отворот-поворотное зелье не пустит. Придется своими силами укрощать. Слушайте! А может, товарищеский суд, а?
– Верно! – обрадовались друзья. – Соберем общественность, призовем преступников к ответу. Правда, Маланья их не выдаст.
– Тогда и Маланью призовем, – сказал Костя, – как укрывателя.
– Соучастника! – добавил Антуан сквозь дрему и, сладко вытянув лапы, захрапел снова.
– А ты вообще должен был за ними следить, – сказал Костя, устранился, понимаете ли, от важного дела.
– Я следил, – возразил Антуан.
– И много наследил? – улыбнулся Евстигнеев.
– Скукотища! Они только спят да ругаются.
– Н-да, – вздохнул Шлоссер, – та еще компания.
– Народное ополчение я беру на себя, – сказал Костя, – соберу всех.
– А я поставлю вопрос перед директором, – пообещал Шлоссер, – чтобы все было по закону.
– А я пройдусь по поселку, – сказал Евстигнеев, – соберу всех, кто от братков пострадал. Проведем настоящий процесс! Не хуже международного трибунала.
В доме Маланьи царила тревожная тишина. Измученные бандиты приходили в себя и тут же уходили снова. Серый лежал на раскладушке, положив себе гирю на грудь и поглаживая ее, как котенка.
– Ах ты моя хорошая, – горестно приговаривал он. – Только ты меня и понимаешь!
Гиря умудренно молчала.
Колян и Толян лежали вытянувшись, словно по команде «смирно», и не шевелились. Бараньи рога Толяна в полумраке казались огромными ушами.
«Слухач! – подумал Серый с ненавистью. – Наверное, шпион. Гирей бы его!»
Однако приподняться уже не хватало сил.
Что касается шефа, то бабка заботливо укрыла его солдатским одеялом. Эдик был неузнаваем. Под воздействием пережитого редкие, коротенькие волосенки колосились у него на голове, разделившись по одному, и торчали теперь в разные стороны, отчего голова стала казаться в два раза больше.
Время от времени шеф отваливал нижнюю челюсть, да так, что заглянувшая к браткам Маланья невольно ахнула:
– Совсем проглотом стал! Теперь и не накормишь!
В этот момент шеф как-то особенно жалобно хрюкнул, скосил глаза на старуху и что-то неразборчиво забормотал.
– А-мня-мня! – послышалось Маланье, и она навострила уши.
– Хахахама дахавай! – пролепетал шеф.
«Ну вот и все, – подумала бабка. – Не успела подумать, а он уже жрать просит!»
– Рано еще! – буркнула она и вдруг оживилась: – Да тебя лечить надо! Погоди, болезный, я тебе сейчас лекарство дам.
Маланья прошла на кухню и вытащила из-под шкафа целлофановый пакет с таблетками. Вывалив содержимое на стол, она призадумалась.
– Надо чего покрепче, чтобы быстрее в чувство пришел, – решила бабка. Покопавшись, она отобрала, на ее взгляд, самое необходимое: две таблетки аспирина, анальгин, таблетки от кашля, от диареи, от давления и несколько штук добавила за красоту, по цвету – зеленую, желтую и розовую. Немного поколебавшись, взяла пурген.
Весь этот оздоровительный комплекс старуха растерла в ступке, высыпала в стакан, залила теплой водой и добавила стопку водки для крепости и ложку меда для сладости.