«Заблудился ты», — сказал ему неизвестно откуда и зачем взявшийся юноша по имени Тополь.
А ведь он и впрямь заблудился. Но откуда незнакомцу об этом знать? Неужто у него это на лбу написано? Как у дурачка в соседней клетке, невольно вещающего о планах на побег всем, бросившим на него взгляд. Да и не зря странный Тополь сделал непонятный жест рукой.
Думая об этом, Чертик невольно повторил это движение. Пальцы немедленно уперлись в особенно жесткую прядь, затерявшуюся среди куда более мягких волос. Он в задумчивости дернул ее, но не почувствовал ни малейшего признака боли. Прядь была какая-то странная. Будто бы и не прядь вовсе.
— Ты пойдешь на праздник? — вернул его к реальности голос охранника. — Они настаивают.
Чертик ответил не сразу. В голове само собой всплыло радостное лицо Тополя. Ему совсем не хотелось смотреть на беззаботное веселье взбалмошного люда, но во всем происходящем было что-то странное и даже интересное. Почему незнакомому пареньку захотелось поделиться с ним своей песней, если в ней и впрямь нет ничего оскорбительного? Терять было нечего. На душе и так паршиво, хуже быть просто не могло.
Он поднял взгляд. Перед его клеткой стоял не только охранник. Их было несколько, многие серьезно вооружены, и среди них — один из начальников города.
— Пойду, — мрачно бросил заключенный.
Дверь отперли, выход заслонили, и стражи бросились на него. Они тщательно сковали ему руки и ноги. Попутно доблестные охранники на всякий случай несколько раз ударили его кинжалами в ножнах. Но он и не думал сопротивляться.
После того, как все убедились, что он не может никому причинить вреда или убежать, его объединенными усилиями вывели из клетки.
— Чертик, — сказал глава города, вытаращив на что-то глаза.
Заключенный резко обернулся и посмотрел на свою тюрьму. Ему пришлось закусить губу от раздражения и гнева — на ранее пустой табличке было тщательно выведено угольком: «Чертик».
Охранник отрапортовал начальнику, что сюда приходил странный паренек, и именно он умудрился проделать это незаметно для всех, включая него. Страж извинился за свою невнимательность, но глава добродушно спустил ему это и даже посмеялся над отчаянным юнцом, так неразумно играющим с жестоким убийцей.
А Чертик с досадой подумал, что теперь он и впрямь Чертик. Ведь не может же врать надпись на его клетке?
На площади было уже полным-полно народу. Все веселились, как могли; со сцены доносилось пение. В темнеющее небо то и дело взлетали многочисленные огни. Вечер был очень темный и теплый. Но, несмотря на всепоглощающую радость в этот самый главный праздник маленького городка, все приходили в себя, мрачнели и отступали, когда сквозь толпу вели скованных заключенных.
Их без приключений проводили почти к самой сцене, где оставили в окружении вооруженных охранников. Кто-то еще норовил подобраться поближе к преступникам, чтобы отпустить злую реплику, но вскоре все утихомирились. На сцене пели песни и танцевали, музыка не останавливалась ни на минуту, ей перечили разноголосый говор и радостные крики. Души сами собой преисполнялись задором и счастьем. Даже заключенные вскоре перестали хмуриться и искать пути спасения. Завороженные происходящим, они вполне спокойно наблюдали за представлениями. Им тоже было хорошо.
Только один Чертик стоял, опустив под тяжестью цепей скованные руки и старательно отводя взгляд куда-то в сторону. На него все еще смотрели люди. Он был чужим в этой толпе, и никак не мог стать своим. Он отличался даже от других приговоренных. Ему хотелось только одного — чтобы все поскорее закончилось. Он уже жалел, что согласился выйти. Даже если кто-то настаивал.
И вот так, когда, не обращая внимания на веселую музыку, он со всей прилежностью отводил взгляд, ему вдруг приглянулся человеческий силуэт. Сперва он не понял, почему, но какие-то причины, вероятно, были. Ведь из огромной толпы не ищущий приюта взгляд уцепился именно за этого человека.
У него были длинные серебряные волосы. Именно серебряные. Не имеющие ничего общего с сединой, они спадали почти до пят. За ними с большим трудом можно было разглядеть фигуру в свободных одеяниях. Этот странный человек стоял в ровных рядах тех, кто неотрывно взирал на сцену. Он был не так уж далеко от Чертика, но на него почему-то никто не обращал внимания. Но как же можно не обращать внимания на человека с длинными серебристыми волосами.