Ближе к ночи Каарле ведет своих друзей к тонким столичным барышням. Люди ведь не святые, это обстоятельство как день ясно Каарле. Все располагаются со своими мамзелями по уголкам. Распределив парней, Каарле делает от ворот поворот, щелкает каблуками и испаряется. Наутро, ни свет ни заря, он у бойни и принимается осаждать Ерема. Остальные еще нежатся в постелях барышень, башка раскалывается, ни рукой, ни ногой не пошевелить. Выхода нет — надо опохмелиться. Опохмеляются до тех пор, пока, глядишь, солнце не начинает клониться к вечеру. Дураков, которые в столь поздний час отправятся на поиски Ерема, нет. Муки совести надо утопить в водке — ничего иного не остается, как снова отправиться в кабак. Так вот и идет, быстро да гладко, все вниз да вниз — словно на масленице съезжаешь на санках с холма в топкое болото.
Один из соотечественников Каарле, финн, много дней подряд пьянствовал таким образом. Его подручные, сторожившие в лесу стадо, решили, что хозяин упал в Питере в канал и утонул. Не в силах больше ждать — да и нашла на них страшная тоска по дому, — парни взяли и повернули вспять. Скотина без присмотра растеклась кто куда. Дорогие животные стали добычей волков, в лучшем случае иные из них забрели на какое-нибудь хуторское пастбище и прибились к тамошнему стаду — там хозяева и прикончили их, чтобы никто не пронюхал о добыче.
Алон с ужасом думал о Якобе. Кто знает, вдруг попался на крючок какой-нибудь девице? Дело молодое, разве устоишь перед соблазном, когда кровь у тебя бурлит. Потом подбирай такого парня и гляди, не подцепил ли от барышень какой дурной болезни — кто его тогда лечить будет?
Впервые в жизни Алон почувствовал настоящий страх перед своей младшей сестрой. Что с того, что их разделяли сотни верст. Как он объяснит Яве всю эту историю?
Алон не сумел уберечь парня. В свое время управляющий был для Алона что родной отец, запрещал и предостерегал. Еще извинялся: дескать, поскольку корчмарь мужчина суровый, я не желаю получать нагоняй из-за твоих выходок. Смех разбирает, как подумаешь — какая такая власть у корчмаря над управляющим! Привези управляющий из Питера вместо Алона одни рога да копыта, то и тогда отец даже пискнуть бы не решился.
Алон засунул руки в карманы и медленно зашагал по направлению к своему стаду. Ему показалось, будто он забыл что-то под деревом, где так долго стоял в раздумье. Он оглянулся и увидел у ствола два темных следа. Только всего и было теплой земли что следы двух ступней, в остальных местах почва снова подмерзла.
Достигнув открытой поляны, Алон задрал голову кверху — с неба струился странный зеленоватый свет, и Алон застегнул полушубок на все пуговицы.
Темные коровы понуро стояли под деревьями. Алону показалось, будто он видит, как подрагивают их ноздри и холод щиплет влажную кожу. Парни стояли у телег и попыхивали трубками. Оба были в полушубках. Они косились на Алона, и в их взглядах не было доверия к хозяину.
Своего сына Алон бы никогда не отправил одного к Ерему сражаться за кусок хлеба. Но ведь и у Явы дети наперечет. Алон удивился, что он вновь и вновь испытывает беспокойство за Якоба и даже не думает об убытке. До сих пор Алон хранил запасы любви и забот для будущего. Как начнешь личную жизнь, если на сердце пусто. Человек, лишенный чувств, не в силах устроить себе гнездо, найти жену и обзавестись ребятишками. Алону никогда не хотелось размениваться, для каждого дела должно быть свое время. Он и сейчас здесь, в холодном лесу, не чувствовал себя полностью оттаявшим по отношению к Якобу; вероятно, его злило, что он сам свалял дурака и не сумел предугадать всех опасностей, которые могли подстерегать парня на бойне.
Глаза подручных смотрели на Алона с упреком. Он понимал ход их мыслей. Почему ты, старик, не дал пойти нам? Мы все же половчей и попредприимчивей драчуна Коби! Алон и сам всегда уважал законы животного мира: преимущество на стороне сильного. Жизнь будет стоять на месте, если начнешь цацкаться со слабыми. В конце концов, какое значение имеют родственные связи? Алон сам, собственными руками, сделал из себя человека. Хотя все-таки, кто знает, если б мать не помогла ему в самом начале — как бы все сложилось?
От этих крученых мыслей у Алона загудела голова. В старые времена все было гораздо проще. Версты казались короче, мороз никогда не бывал таким лютым, кости по утрам, когда надо было подняться с телеги, не ныли. Даже животные не были такими упрямыми, как нынче. И подручные были послушней и не отваживались глядеть на хозяина злыми глазами. Вот что получается, когда людям дают слишком много воли.
Алон чувствовал, что сегодняшняя ночь не будет милостива к тем, кто захочет тихонько укрыться под ее сенью. Сегодняшняя ночь будет из зеленого стекла, и животные закоченеют на том месте, где легли с вечера. Холод не пощадит и Алона. Утром он не сможет пошевелить ни рукой, ни ногой — кровь в жилах застыла, в посиневших мышцах полно белых ледяных игл. Алон представил себе, как утром единственные оставшиеся в живых души, его подручные, позевывая вылезают из-под шуб и удивляются — почему это старик еще не на ногах. Они подходят к телеге, где лежит Алон, и нащупывают закоченевшее тело. Один берет его за ноги, другой — за руки. Они скидывают Алона с телеги на мерзлую землю — авось встряска пробудит старика от зимней спячки! Затем, скрючившись, идут к животным и сапогом тычут в измотанные длинной дорогой ляжки — мясо животных, отшагавших сотни верст, твердое. Шкура со вздыбившейся шерстью оледенело побрякивает.
— Давай, — хрипло говорит Алон.
Парни не услышали его тусклого голоса.
Алон пожалел, что за тридцать два года он так и не удосужился купить медную трубу. Холодный металл, зажатый в зубах, прилип бы сейчас к губам — знай себе дуй! Пусть мир умолкнет, пусть все слышат клич Алона, отправляющегося в последний путь.
Алон сам стал отвязывать животных от деревьев. Глаза их зеленовато мерцали.
Подручные оживились. Один стал запрягать лошадей, другой шарил под деревьями, искал хорошую хворостину, чтобы погонять скотину. Но вот в конце концов обоз сворачивает из лесу на дорогу. Животные держатся плотной массой и ступают медленно. Алон складывает рот трубочкой, старается гикнуть. Вместо обычного «ого-гоо, ау-уу!» слышится беспомощный хрип, словно холодный воздух, который Алон вдохнул, поставил в горле заслонку.