В тишине жили голоса.
Они беззвучно скользили, словно тела огромных рыб в океанских глубинах или бесшумные тени, скрытые молочной пеленой тумана Белого Мира. Они говорили, не издавая ни звука, отчего заглушить их было совершенно невозможно. Голоса состояли из боли, гнева, страха и отречения. Они состояли из предательства, ярости и агонии. Они состояли из воспоминаний, впиваясь когтями и клыками в сознание и разрывая его на части.
Они состояли из смерти.
Потерянный в космической бесконечности, где погасли все звезды, он блуждал в пустоте, и ни один компас, ни один секстант в мире не помогли бы ему найти дороги к дому.
Он остался здесь один.
«Не сейчас, Том, — зашептал в памяти далекий голос. — Потом поговорим».
Гарри вдруг отчетливо осознал, что это были последние слова, которые услышал от него Том.
До того, как яд варны подействовал.
До того, как он убил лучшего друга.
«Это не твоя вина», — плавно двигаясь в белом тумане, выдохнула тень голосом Арчера.
«Только падая, можно понять, умеешь ли ты летать».
Гарри откинул голову, упираясь затылком в стену, и слепо уставился на своё бледное отражение в напольном зеркале, что стояло у противоположной стены его комнаты.
— Я падаю? — вслух произнес он. — Можно ли сидеть на месте и одновременно чувствовать, что проваливаешься в пустоту?
Тишина поглотила его слова без остатка, оставляя лишь горький привкус далеких воспоминаний:
«Что бы это ни было, мы справимся, — слышался его собственный уверенный голос, затерянный в море из теней и тумана. — Вдвоем».
«Вдвоем, — эхом вторил ему Том. — Всегда?»
«Всегда», — с улыбкой отвечал ему Гарри.
*
Альбус Дамблдор, ныне восстановленный в должности директора Хогвартса, после продолжительного разговора с министром магии снял очки, в задумчивости протёр их белоснежным носовым платком, после чего водрузил обратно на нос и взглянул через стол на угрюмого профессора зельеварения, расположившегося напротив него в гостевом кресле.
— Как он, Северус?
— Без изменений, — констатировал тот. — Поппи утверждает, что последствия отравления веритасерумом почти прошли, но Поттер по-прежнему целыми днями таращится в одну точку и почти не разговаривает. Вам удалось узнать, что они делали с ним на допросе?
— Я говорил с Маркусом, — Дамблдор покрутил в пальцах треснувшую фарфоровую чашку и поставил её обратно на стол. — Он утверждает, что кроме передозировки зельем правды никакого вреда Гарри не причинили.
— Никакого вреда? — Снейп смерил собеседника возмущенным взглядом. — Вы хоть видели его, Дамблдор? Мальчишка больше походит на живой труп, чем на человека.
Северус сердито барабанил пальцами по столу, на котором высились стопки документов и книг, собранных с пола после возвращения Дамблдора, но так и не разложенных по местам. Похоже, директор и правда был довольно занят, раз так и не привел свой разгромленный кабинет в приличный вид.
— Гарри пережил тяжелую травму, Северус, — тем временем устало напомнил тот. — Дай ему время справиться.
— Справиться с чем? — раздраженно уточнил Снейп. — Что его обвинили в похождениях его спятившего приятеля? — он презрительно фыркнул. — После всего, что выкинул этот кретин и его шавки, я не удивлюсь, если Поттер окончательно озлобится, — Северус болезненно скривился.— Для полной картины нам не хватает только второго Темного Лорда, одержимого ненавистью и жаждой мести.
— Гарри никогда не станет мстить, — заверил Дамблдор, покачав головой. — Тем более из ненависти.
— Вам ли не знать, в какие дебри может завести человека горе и отчаяние, — напомнил Северус.
— Дело не в отчаянии, — теперь директор выглядел отстраненным и задумчивым, словно припомнил что-то важное. — Гарри светлый волшебник. Он просто не способен на ненависть. Не предрасположен к ней.
Снейп подавил желание возвести глаза к потолку.
— Альбус, мы говорим о душевном состоянии мальчика, который за один неполный месяц пережил предательство и фактически смерть лучшего друга, арест и допрос, а вы снова твердите о предрасположенностях светлых и тёмных магов, — сварливо прокомментировал он. — Это совершенно не имеет отношения к делу.
— Напротив, Северус, — Дамблдор безрадостно улыбнулся, его голубые глаза наблюдали за деканом Слизерина едва ли не с сожалением. — Сейчас это имеет огромное значение.
*
Льющийся из окна солнечный свет, наполнял комнату и раскалял тишину, делая её невыносимой.
Светлой.
Яркой.
Душной.
Гарри задернул плотные тёмно-синие шторы, и спальня погрузилась в спасительный полумрак. На дне океана, где царила тишина, не должно быть солнца. Свет не достигает таких глубин, не согревает мертвое каменистое дно, не рассевает мерцающие блики в изменчивых бирюзовых волнах, не играет на чешуйках пестрых рыб. В этой бездне вода ледяная и неподвижная. Здесь живут лишь тени и голоса воспоминаний.
«Нельзя потерять то, что ты не имел… значит, ты не станешь оплакивать потерю. Не будешь уязвимым, слабым, жалким».
Гарри вернулся на прежнее место у стены и снова уставился на собственное отражение.
«Зачем тебе мир, если ты в нём один? Когда не с кем разделить свою радость или горе. Когда не с кем даже поговорить».
Теперь он видел лишь смутный силуэт, неподвижно сидящий на полу. Такой же безликий, как скользящие тени в тумане Белого Мира. Такой же далекий, как исполинские рыбы в морских глубинах.
«Одиночество — это благо».
Разве?
Одиночество больше похоже на проклятье.
«Ненормально знать, что на свете существует человек, за которого ты, не задумываясь, отдашь собственную жизнь! От которого зависишь!»
Ненормально знать, что такого человека ты убил своими руками.
Тени кружили поблизости и голоса становились всё отчетливее.
«Дружба, — презрительно выдохнул на ухо голос Тома. — Это глупая слабость, от которой нет проку. Игра в жизнь, в поддержку, в братьев. Что мы с тобой в итоге от этого получили?»
— Не знаю, — вслух ответил Гарри и закрыл глаза, чтобы не видеть собственного отражения. Душу заполняли отвращение, злость и тоскливое одиночество. На стене оглушительно громко тикали часы.
Перед внутренним взором едва различимые за молочной пеленой тумана то проступали, то исчезали серые стены цитадели.
«Данные в детстве обещания имеют свойство с годами терять смысл!»
О да. Ещё они имеют свойство сгорать и обугливаться. Превращаться в горы смрадных трупов и выжженную землю. В разрушенные дома и несбывшиеся мечты. В обман и предательство. В холод, что полз по венам вместо крови. В безнадежность.
«…ты скорее предпочтешь пожертвовать собой, чем пойдешь против меня…»
— Но раз тебя больше нет, ради кого и чем теперь жертвовать?
«Что если я начну поступать, как Он? — плавая в белом мареве, тени шептали, хрипели и плакали. — Что если однажды я стану таким как Он?»
Скрытая пеленой тумана цитадель содрогнулась.
— Не делай этого, дитя магов.
Гарри открыл глаза.
*
— Огромное значение? — Снейп, скептически взглянул на Дамблдора.
Тот помолчал, не подбирая слова, а скорее пытаясь решить, стоит ли продолжать говорить. Наконец он подался вперед, сложив на столе руки, и вопросительно взглянул на Снейпа.
— Скажи мне, Северус, знаком ли ты с трудами уважаемого Лэйна Бишара? — как бы из ниоткуда поинтересовался он.
Снейп недоуменно свел брови у переносицы.
— Не думаю.
Директор протянул руку, и с одной из полок соскользнула книга в кожаном переплете, послушно опустившись перед ним на стол.
— Магистр первой ступни Лэйн Бишар почти тридцать лет своей жизни посвятил изучению светлой и тёмной магии, а точнее того, какое влияние она оказывает на волшебника, — заговорил Альбус, неторопливо листая страницы. — В тысяча девятьсот двадцать пятом году он написал крайне любопытное эссе, которое назвал «За Порогом Пустоты». Увы, отделение Нумерологии Высшей Академии Магии сочло данный труд неуместным, и работа жизни магистра была отправлена в небытие. Тем не менее, мне удалось найти отрывок его интереснейшего изыскания, которое, даже в сокращенном виде произвело на меня немалое впечатление и побудило провести собственное исследование.