— Отсутствием амбиций, — Дамблдор перехватил язвительный взгляд слизеринского декана и с улыбкой покачал головой. — Не стоит так смотреть на меня, Северус. Во мне слишком большая доля тьмы, чтобы причислять меня к абсолютно светлым магам. Я же сейчас говорю о тех, в ком тьмы нет совсем, либо её так мало, что она едва проявляется. Ведомые верой в справедливость, высшее благо и тягой создать и сохранить некий идеалистический миропорядок, такие волшебники могут при необходимости встать во главе войск и стран. Но по своей воле они к этому стремиться никогда не станут. Как и не станут рваться к знаниям и силе. Зачастую, светлые маги проживают весьма тихую, незаметную жизнь, — Дамблдор насмешливо глянул на Снейпа. — Ты мог бы даже назвать её посредственной.
— Как я понимаю, сильными магами они тоже редко становятся?
— Если нет такой необходимости, да, так и есть, — согласился Альбус. — Даже если заложенный магический потенциал необычайно велик, им порой очень сложно найти достаточную мотивацию для его развития.
— Но некоторые находят, — заметил Снейп, думая о Поттере.
— Безусловно, — Дамблдор помолчал. — Впрочем, есть ещё одна причина, по которой мы давно уже ничего не слышали об истинно светлых магах.
— И какая же? — Северус заинтересованно подался вперед.
Дамблдор медлил с ответом. Взяв со стола чайник, он неторопливо наполнил свою треснувшую чашку, сделал глоток чая и только тогда произнёс:
— Дело в том, что из десяти светлых магов девять погибнут, не достигнув и восьми лет.
*
Преисполненный самодовольства, Арчер неторопливо вышагивает рядом с Гарри, гордо расправив плечи и заложив руки за спину. Поймав взгляд друга, он насмешливо поднимает брови, тонкие губы кривятся в заговорщицкой улыбке:
«Отличная работа, коллега», — вполголоса замечает он.
«Аналогично, коллега, — ухмыляется Гарри, — но ты всё же мог намекнуть мне раньше о своих планах».
«Мог, — соглашается Том, — но какое в этом тогда веселье?»
Гарри улыбнулся вслед теряющему краски воспоминанию. Обратившись в пепел, оно медленно угасало в тумане, и эхо голоса лучшего друга затихло, поглощенное серой дымкой из которой тут же показались новые тени, обретая цвет и форму.
«…тебе никогда не приходило в голову, что если ты уничтожишь мир, тебе нечем будет править?»
«А кто сказал, что я хочу править миром? Быть может, я просто хочу разрушить его?»
Сменяя друг друга, перед глазами проносились события прошлого.
«Я умираю… — признание звучит, как приговор. — Моя собственная магия меня убьёт».
Осенний ветер пробирает до костей, но Гарри почти не ощущает этого, хотя и дрожит всем телом. Рядом с ним на земле сидит Том. Тишина, стылая и парализующая, как ноябрьский холод, обступает их со всех сторон.
«Я их ненавижу. Всех…. Каждого из них…»
Гарри завороженно наблюдал, как исполинская цитадель медленно превращается в руины. Том прав. Разрушать куда приятнее, чем создавать. Легче. Свободнее.
«Я не могу оставаться здесь с тобой только потому, что без меня тебе будет плохо…»
Но почему? Разве мы не клялись всегда быть вместе?
«Мы клялись всегда быть друзьями…»
Что теперь делать с этим проклятым обещанием, когда ты превратился в Тёмного Лорда и пытаешься убить меня? Могу я забыть про него?
«Почему ты мне сразу не рассказал?»
«Ты бы в любом случае поступил так, как тебе хочется».
«…разве я когда-нибудь требовал от тебя каких-либо жертв?»
Да…
«Нет», — наперекор Гарри, тихо ответил его собственный голос из недр блуждающих вокруг теней.
«Разве важно, рядом мы или находимся на разных концах света? Имеет значение только то, что мы чувствуем».
*
— Погибнут? — Северус непонимающе нахмурился. — Из-за чего?
— В самой основе человеческого подсознания заложен простейший инстинкт выживания — самосохранение. Дети, познающие мир, бессознательно этому подчинятся. Они плачут, если им больно, убегают и прячутся, если чувствуют страх или опасность, избегают того, что их пугает или может навредить. Ребенок, в котором нет тьмы, не имеет инстинктов как таковых. Он не знает страха. Не убегает от опасности. Не опирается на собственный опыт как таковой. Он подчиняется лишь тому, что закладывает в основу своей личности как некие базовые правила. А если этих правил нет, он даже ничего не предпримет для спасения собственной жизни.
— Подобная глупость прослеживается у многих детей, — ехидно заметил Снейп. — Если не объяснить им, что огонь горячий, они будут упрямо пытаться его потрогать до тех пор, пока не обожгутся.
— Всё так, — согласился Альбус. — Но дитя без тьмы в душе, тем и отличается от обычного, что будет держать руку в огне, до тех пор, пока не умрет от болевого шока.
Северус нахмурился. Подобное утверждение казалось чересчур бредовым, пока он не подумал об одном конкретном мальчишке. Страдающий от яда и находящийся на грани смерти, он, тем не менее, не предпринял ни одной попытки спастись. В его исключительно странной системе ценностей отсутствовало правило — просить о помощи или признаваться, что тебе плохо.
— Дьявол, — прошептал он. — Но как они вообще тогда учатся жить?
— В то время как тёмный маг постигает мир, опираясь на собственный опыт и ощущения, формируя точку зрения на основе собственных реакций на происходящее, то светлый всегда черпает опыт извне. Светлый ребенок станет избегать боли и опасности лишь когда кто-то скажет ему, что так правильно.
Северус сумрачно молчал.
— А если не скажет?
— Он сочтет это нормой.
Вполне похоже на кого-то, кто жил в чулане под лестницей до одиннадцати лет и считал, что это в порядке вещей. Только вот…
— Звучит так, будто светлые дети от рождения в принципе лишены мозгов, — сухо признался Снейп.
— Это не так, — Дамблдор допил свой чай и поставил чашку на стол. — Им просто требуется весьма жесткий контроль.
Мастер зелий вскинул подозрительный взгляд на директора.
— Жесткий… контроль? — едва слышно переспросил он.
— Да. Чем строже правила и границы, тем быстрее и лучше такие дети учатся взаимодействовать с миром.
Декан Слизерина стиснул пальцами подлокотники кресла, когда в памяти вспыхнуло бледное лицо запертого в тесной комнатушке двенадцатилетнего мальчика, измученного голодом и дурным обращением родственников. По спине у него прокатилась волна жара.
— Вот как, — едва не промурлыкал он, неожиданно холодно глядя на директора Хогвартса. — И, как я понимаю, Дурсли показались вам достаточно подходящим вариантом для создания жесткого контроля?
— Мне понятна твоя злость, Северус, — смиренно вздохнул Дамблдор. — Но, поверь, я никогда не желал Гарри зла.
— Тогда чего же вы желали? — ядовито полюбопытствовал тот.
— Мальчик очень знаменит, если бы он рос в мире, где его восхваляют, то мог стать избалованным и испорченным с исковерканными нормами морали и нравственности. Я надеялся, что оказавшись в волшебном мире в сознательном возрасте, Гарри обретет здесь дом и семью. Что он полюбит этот мир и живущих здесь людей.
— О да. Вы лишь проглядели, что у него уже была семья, которую он любил сильнее, чем смог бы когда-нибудь полюбить волшебный мир.
— И это оказалось роковой ошибкой.
— Не сомневаюсь…
— Нет, ты не понимаешь, Северус, — Альбус снова взглянул в окно. — Пока не понимаешь. Очень важно правильно воспитать светлого волшебника, четко и ясно обозначить для него законы и рамки. На них он будет опираться, принимая решения, но беда в том, что они же могут превратить светлого мага в монстра, гораздо страшнее Волдеморта.
*
Камни превращались в пепел.
«…я вроде как ушел из дома. Можно войти?»
Обессиленно привалившись плечом к косяку, Гарри смотрит на Тома, обескураженно застывшего в дверном проеме. Его взгляд скользит по бледному, осунувшемуся лицу, спутанным, влажным волосам, и мокрой одежде, отмечая, что тело Поттера сотрясает мелкая дрожь, а глаза закрываются сами собой.