«Арчер», — холодея, понял Снейп.
— Воспринимая мир как свод законов и правил, светлый маг формирует свою реальность таким образом, чтобы якорь стал для него вектором, который будет направлять и удерживать его личность. Как только в жизни светлого мага появляется нечто настолько ценное, оно становится для него непогрешимой константой.
— Но если этот кто-то превращается в тирана и убийцу…
— Светлый маг примет это как норму. Научится принимать. Он не оценивает якорь с перспективы мира. Он оценивает мир с перспективы якоря.
— И сам он станет убийцей? — ужаснулся Северус.
— Не обязательно, — успокаивающе ответил директор. — Всё зависит от среды, в которой растет и развивается светлый маг. Некий каркас присутствует уже с самого раннего детства и с годами только растет и укрепляется. До того момента, пока не появляется подобная привязанность, светлый маг следует тем нормам, которые заведены в его семье или окружении. И если в основу заложена ценность и уважение к человеческой жизни, честность, порядочность и доброта, светлый маг примет их как правила. По мере взросления и приобретения опыта он, конечно, постоянно формируется и меняется, как любой человек. Но если в его жизни существует якорь, то в первую очередь именно он будет отправной точкой принятых решений и совершенных поступков.
Снейп обдумал слова директора.
— Арчер никогда не отличался добротой и человеколюбием. Если Поттер действительно выстраивал свою личность, отталкиваясь от его мировоззрения, то как вы можете быть уверены, что он останется на нашей стороне в грядущей войне? Раз он так зависит от мнения своего приятеля?
— Томас, несомненно, стал для Гарри тем самым якорем, о котором мы говорили, но это совершенно не означает, что он безропотно подчиняется каждому его слову, — уверил Дамблдор. — Основные качества, хоть и ослабленные влиянием Томаса, у Гарри есть. Он сострадателен, благороден и добр. В нём нет ни гордыни, ни зависти. Он способен на жертвы и на любовь. Этого в основном я и добивался.
Северус несколько мгновений молча рассматривал директора, вглядывался в спокойные голубые глаза и сцепленные замком пальцы. Все эти слова о тьме и свете так захватили его разум, что он только сейчас осознал гадкую истину, которая всё это время была прямо перед ним.
— О нет, — негромко протянул он. — Вы не этого добивались, Альбус.
*
Гарри сделал ещё шаг сквозь туман, оказавшись в залитой солнечным светом палате Больничного крыла.
Том со всей силой дергает на себя наволочку, пытаясь вытащить подушку из-под головы друга, слышится треск рвущейся ткани, и облако перьев взмывает в воздух. Потеряв равновесие, Арчер падает на пол и остается лежать там, заливаясь смехом, а Гарри в безмолвном негодовании медленно покрывается белоснежными перышками, которые плавно опускаются на его лицо и волосы, прочно застревая в буйной шевелюре.
«Очень смешно», — ворчит Поттер, стараясь сдержать улыбку.
Картинка потускнела и вместе с ней исчезло чувство беззаботной радости, а на смену вдруг пришел зимний холод, парализующий ужас и острие кинжала, направленное на Тома.
У Гарри перехватило дыхание.
Нет.
«Ничто не воспитывает силу духа лучше, чем потеря близкого человека», — Шакал плотоядно улыбается.
Поттер на миг встречается взглядом с Томом. В карих глазах отражаются страх и беспомощность.
«Гарри…» — кинжал срывается с места, лезвие глубоко вонзается в грудь Арчера.
— Нет! — упав на колени, он обхватил голову руками, пытаясь прогнать этот кошмар наяву. Он не хотел этого помнить, не хотел снова это видеть.
«Смотри, как он умирает, Гарри, — тени блуждали вокруг, словно голодные звери, и голову наполнял глумливый шепот Шакала. — Он умирает из-за тебя, и только ты будешь виноват в его смерти, разве это не прекрасно?»
Гарри закричал, вцепившись в собственные волосы.
«Нет, нет, нет, пожалуйста, нет!»
Зажав рану, он смотрит на собственные руки, испачканные кровью лучшего друга.
Это мгновение навсегда останется в его памяти.
Между деревьями движется серебристый силуэт некрупной лани, и с его губ вместе с облачком пара срывается тихий вздох облегчения.
Воспоминание угасло, оставив в душе горькое отчаяние и тлеющие угли животного ужаса, который казался таким реальным всего минуту назад. Сидя на коленях, Гарри медленно поднял голову.
Туман расступился. Перед ним высилась наполовину разрушенная стена цитадели.
Снова.
*
Несмотря на то, что сознание заволокла раскаленная добела злоба, голос слизеринского декана оставался ровным и тихим.
— Вы сами хотели стать этим якорем, не так ли? — Дамблдор смотрел на него, не произнося ни слова, на лице его не отражалось ни единой эмоции, это разозлило Снейпа ещё больше. — Вы надеялись, — почти прошипел он, — что забитый и нелюбимый ребёнок, оказавшись под вашим заботливым крылом, увидит в вас ту самую «центральную фигуру всего его существования». Непогрешимую константу. Спасителя и благодетеля. Вот почему вы всё спускали ему с рук и одобряли самоубийственные порывы всех спасать, — каждое его слово было наполнено ядовитым гневом. — Вам нужен был этот маленький оловянный солдатик, который будет слепо внимать каждому вашему слову и по первой команде пойдет на любые жертвы. Даже умрет во имя ваших идеалов, — губы Северуса скривились в презрительной усмешке. — Сильно же вы, должно быть, удивились, когда обнаружили, что Поттер уже нашел себе другой пример для подражания. И какой пример! — он фыркнул, с издёвкой глядя на старого волшебника, который так и не произнёс ни слова. — Тёмный Лорд! Тот, против кого вы так надеялись выставить Поттера на войне. Тот, борьба с которым должна была стать главной целью и предназначением мальчишки, обернулся смыслом его жизни.
Под конец собственной речи, Снейп едва мог говорить от кипящей ярости. Дамблдор, что странно, даже не разозлился.
— Я никогда не хотел превращать мальчика в солдата или марионетку, — устало сказал он. — И не думал, что он будет так несчастен со своими родственниками. Я знал, что они не позволят ему вырасти избалованным, и знал, что они научат его скромности, принятию и доброте. И я не планировал манипулировать им. Лишь хотел воспитать в нём благодетель.
— Удачно же у вас это вышло, — ядовито прокомментировал Снейп. — Так бездушно и расчётливо распоряжаться чьей-то жизнью… — он покачал головой. — Светлые маги и правда могут превратиться в чудовищ похуже Тёмного Лорда.
*
Выбравшись из-под тяжелого бархатного полога кровати, Гарри спихивает скомканную ткань на пол и шумно выдыхает, откинув со лба спутанную челку. На соседней кровати, скрестив ноги, сидит Том и с безобидным видом вертит в руках волшебную палочку.
«Ой, — невинно улыбается он. — Извини».
Рождество в Хогвартсе. Первое Рождество в его жизни, которое он не отмечал сидя в чулане под лестницей. Ощущение сказки и абсолютного, ничем не замутненного счастья до сих пор жило в его душе.
«С Рождеством!» — доносится до Гарри приглушенный смех Тома.
Он так ярко помнил тот день: праздничное настроение, украшенная гирляндами и разноцветными фонариками школа, огромная елка в Большом зале, подарки и поздравления, две одинаковые книги по «Искусству Анимагии», которые они с Арчером, не сговариваясь, вручили друг другу. Мантия-невидимка…
«Она принадлежала отцу? И она моя?» — с благоговением рассматривая свой подарок, он держит её так бережно, словно мантия может рассыпаться в любое мгновение. В груди разливается тепло.
Гарри забыл, как это — чувствовать тепло. В последнее время ему всегда было холодно. Холод неотступно следовал за ним по пятам со дня смерти Дафны… а может быть и раньше.
«Там сказано «используй разумно», — задумчиво протягивает Том, — …это же универсальное средство для нарушения правил».
«…и Снейп о мантии ничего не знает».