«Не знает».
Гарри и Том обмениваются долгими, красноречивыми взглядами.
«О да, мы разумно используем её».
*
— Ты вправе винить меня, Северус, — прямо ответил директор. — Но должен понимать, что я никогда не желал Гарри зла.
— Ну конечно. Свет ведь не способен воспринять свои поступки как нечто плохое.
— Мне не чуждо раскаяние, и я во многом ошибся, — тон директора стал тверже. — И я признаю это. Как признаю, что Гарри не следовало оставлять одного с его родственниками, пока он рос. Но мы не в силах изменить прошлое. Сейчас гораздо важнее избежать трагедий в будущем.
— Так что же случится теперь? — раздраженно спросил Снейп. — Когда пропал якорь?
— Если говорить в целом о психологии светлых магов, то теряя якорь, они, как правило, находят новую цель существования. По крайней мере, когда их личность достаточно сформирована и самостоятельна.
— А если говорить в частности о Поттере? — нетерпеливо поторопил Снейп.
От молчания Дамблдора после этих слов веяло глухой обреченностью.
*
Туман рассеивался, и теперь Гарри разглядел что исполинская стена, изгибается, образуя дугу, уходящую куда-то в сторону, но когда он попробовал обернуться, то вместо Белого Мира увидел разгромленную спальню. За спиной послышалось эхо тихого чертыханья Тома.
«Что же это? — жалобно скулит Поттер, пробираясь через завал из развороченных кроватей, перевернутых шкафов, и разбросанных вещей. В воздухе стоит ощутимый запах дыма. — Нет, нет, нет, нет, — повторяет он, осматривая масштабы разрушения, — как же?..»
«Итак, — привалившись плечом к косяку, Арчер скучающе наблюдает за другом, — давай подведем итог. Это, — он обводит красноречивым взглядом царящую в комнате разруху, — и был твой безопасный и гуманный способ, — его губ касается насмешливая улыбка. — Надо сказать, я даже боюсь предположить, что тогда в твоем понимании жестокость…».
Комната пошла рябью, словно круги от брошенного камня на гладкой поверхности воды, и воздух вдруг наполнился свистом ветра и запахом дождя, по квиддичному полю разнёсся звонкий голос комментатора и гром оваций, но всё, что занимало внимание — это жужжание крылышек снитча, гладкость прохладного металла в ладони, чувство полета и свободы.
Водрузив себе на грудь толстую книжку, на кровати вальяжно развалился Том.
«…но летаешь ты здорово, — перехватив счастливый взгляд друга, он насмешливо фыркает: — Только не надо светиться так, словно ты об этом и не догадывался, можно подумать, что тебе никто до меня этого не говорил».
«Но мне всегда важно, что скажешь ты», — простодушно отвечает Поттер.
«До сих пор только это для меня было важно, — Гарри наблюдал, как воспоминание бесследно исчезает. — А потом оказалось, что всё это ложь».
Широкие полы опустившейся на голову шляпы закрывают ему обзор на затаивший дыхание зал.
«Так-так-так, — раздается в его голове посторонний голос, — неужели это тот самый Гарри Поттер, любопытно-любопытно…
Он всегда хотел оправдывать надежды. Но ради чего он это делал? Так ли важно, что скажут или подумают о нём люди? В конце концов, в жизни Гарри был только один человек, чье мнение имело для него смысл. И этого человека больше нет.
«Решение принято? Ты уверен?»
Гарри глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
«Да».
«Да будет так».
Огромная часть стены пошатнулась и с ужасающим грохотом обрушилась к его ногам. Гарри накрыла волна пыли, дыма и пепла. Тени с шипением и визгом бросились в разные стороны, пытаясь укрыться в редеющем тумане.
«А если у меня никаких талантов не выявят? — в панике шепчет Гарри. — Тогда что?»
«Успокойся, — вздыхает Том, — тогда мы поедем обратно в Лондон».
*
— Нынешнее состояние Гарри беспокоит меня, — признался Дамблдор. — Чувства, опыт и воспоминания светлых магов — это камни, из которых состоит вся их личность. Они собирают и накапливают их, формируя характер годами. Намеренно или нет, Волдеморт отравлял сознание Гарри весь последний год. Он путал и сбивал его, подменяя одни идеалы другими. Он перекраивал или пытался перекроить ход его мыслей и разрушить то, во что верил Гарри, и то, что было для него важно. Он сделал саму конструкцию его личности шаткой и неустойчивой. Чересчур изменчивой и зыбкой. Гарри приходилось раз за разом менять и преобразовывать стены этой крепости, чтобы выстроить новую реальность, где его непогрешимый якорь оставался бы непогрешимым. И в это время, его собственные рамки и границы теряли прочность и надежность. Каждый новый поступок Волдеморта заставлял его задумываться о том, что правильно, а что нет, заставлял ставить под вопрос само понятие морали.
— И вы, зная всё это, ничего не сделали? — голос Снейпа дрогнул от негодования.
— Я пытался, — ответил Альбус. — В самом начале, когда Гарри и Томас только оказались в Хогвартсе. Пока не стало слишком поздно, я пытался объяснить Гарри, что Томасу не следует доверять. Когда он не пожелал услышать меня, я надеялся разделить их…
Северус вспомнил разговор директора и Поттера в конце второго курса, когда Дамблдор говорил об исключении Арчера, а мальчишка не пожелал смириться с этим. Ни тогда, ни потом. Даже в этом году, когда Снейп поднял вопрос о надежности Арчера, Поттер отказался слушать.
«Сколько раз вас должны ударить ножом в спину, чтобы вы наконец перестали верить в сказки про любовь и дружбу?»
«Полагаю, удар должен быть смертельным».
Декан Слизерина досадливо поморщился. А он-то думал, дело лишь в глупости и упрямстве.
— Теперь же, — вновь заговорил Альбус, — этот якорь, из-за которого Гарри снова и снова перестраивал и ломал самого себя, исчез.
— Минуточку, — Снейп помолчал, его глаза потрясенно распахнулись, — не хотите ли вы сказать, что личность Поттера может разрушиться без Арчера?
— Гарри сейчас очень уязвим, — признался Дамблдор. — И мне страшно подумать, что станет с мальчиком теперь, когда он так внезапно потерял саму основу своего существования. Причину, по которой мир представлял для него интерес.
*
Как в омуте памяти он просматривал всю свою жизнь в обратном порядке, пока вокруг рушились стены цитадели. И чем меньше оставалось камней, тем бесцветнее становились воспоминания, тем быстрее они таяли вместе с тенями в серой мгле. И тонкие нити, связанных с ними чувств, обрывались и опадали на землю безвольные и обездвиженные. Совершенно инертные.
«Хорошо, что ты выжил».
— Что в этом хорошего?
«Иначе мы бы с тобой не познакомились».
Запустив пальцы в волосы, Гарри скривился, пытаясь изгнать из сознания этот голос и эти слова.
«Через три дня мы едем в Хогвартс, — мечтательно говорит Арчер, укладываясь на пол своей комнаты и закидывая руки за голову. — Спорю на свою волшебную палочку, что это будет очень весело!»
— Ты даже представить себе не можешь, насколько, — с горечью ответил Поттер одиннадцатилетнему Тому, но картинка исчезла, а через мгновение он уже смотрел в глаза широко улыбающемуся другу, в его руках была клетка, где сидела большая снежно-белая сова.
«С Днем рождения!» — голос Тома, звонкий и счастливый заглушил глухую ноющую боль в груди.
Гарри со смехом забирает у него клетку и, поставив её себе на колени, завороженно рассматривает полярную сову.
«Это лучший день рождения в моей жизни».
Он хотел бы остаться в этом воспоминании навечно.
«Мы с тобой станем великими волшебниками, Гарри, ты и я, — уверенно говорит Том. — В этом мире не будет ни одного маггла или волшебника, кто не узнает о нас, не будет никого, кто не станет почитать нас и… — по его миловидному лицу расплывается змеиная ухмылка, — и бояться нас. О да, они ещё узнают о нас. Все узнают!»
«Значит, великими?» — зевает Гарри, нежась в лучах заходящего солнца.
«Непременно!»
— Всё не так, Том, — сказал Поттер, пока лицо друга рассыпаясь, обращалось в туман и пепел. — У нас ничего не вышло. Я ошибся, и ты умер. По моей вине.
«Ой, да замолчи уже, — Арчер развалился рядом с ним на крыльце, — единственное, за что тебя могут вышвырнуть из Хогвартса, это твоё бесконечное меланхоличное нытье, как можно быть таким пессимистом?»