— Ты никакой не Пук! Ты настоящий герой! — как сквозь вату расслышал он слова выручившего всех юноши. От радости чувства обострились. Гул в голове унялся. Сознание стало чистым и ясным.
— Да, герой! — подтвердил еще и тот самый рыжий засранец, который насмехался над Корюшкиным.
Похвала и признание елеем пролились на Сенькину душу.
— «Помнится, такая ясность ума бывает прям перед смертью! — печально, но вместе с тем и счастливо, подумал Семён.
Источников силы он больше не ощущал. Ни развитого стихийного, ни слабого первоначал.
— «Ничего… Зато выручил всех … Без меня бы не справились…»- пришёл к удовлетворительному для себя выводу Корюшкин и умер.
Глава 6. Сечь.[1]
Иные слова будят у каждого определенные образы, потому выбирайте их тщательно.
Совет опытного литературоведа.
В ярко освещённом необычным лиловым светом помещении было многолюдно. Различные люди сновали туда — сюда к стойке в дальнем конце зала и обратно. Деятели всех мастей суетились, создавая толчею и столпотворение возле массивной дубовой столешницы, за которой важно восседал дородный, усатый дядька.
В основном все посетители давно перешагнули рубеж тридцатилетия. На их фоне сильно выделялись двое парней. Тем не менее, оба ничуть не смущались. Один из них даже отвешивал оплеухи пытавшимся пролезть без очереди торопыгам.
Иные из получивших тумака и хотели бы возмутиться, но их настораживал вид одного из отроков. Обычный с виду юноша, одетый в затасканную одежду и с котомкой на плече, но вот временами в его глазах проскакивали то золотистого, то синего цвета молнии.
Именно данная странность и смущала люд. Заставляла бормотать проклятия, но убираться восвояси. Второй паренек вовсю пользовался данным моментом. Он злорадно ржал над такими бедолагами и тыкал в них пальцем. Огненно-рыжая шевелюра, такого же цвета брови, квадратное лицо и главное два поистине гигантских передних зуба с щербиной между ними делали его внешность запоминавшейся, хоть и несколько гротескной.
Наконец вереница просителей подошла к концу, и отроки добрались до вальяжно развалившегося в удобном кресле человека. Увидев юнцов, тот удивился. Глаза мужчины хищно прищурились, а ноздри гневно раздулись.
— Чего приперлись?! Заданий таким, как вы, я не выдаю. А на получение премии не тянете. А ну, пошли вон отсюда! — вызверился он на ребят.
Рыжий ничуть не смутился. Хлопец состроил нахальную физиономию и с важным видом провозгласил:
— Ты как посмел обратиться к самому Золотому? Да будет тебе известно, в нем течёт кровь Даждьбога!
Увалень за прилавком на секунду опешил. Пыхтя как самовар, распорядитель отделения Каденции уже хотел поколотить и вышвырнуть прочь оборванцев. Но тут за дело взялся другой парень. Он спокойно отстранил напарника и, пока никто не помешал, приложил ладонь к артефакту перед управителем.
Круглый фиолетовый диск, который и создавал в зале лиловый оттенок освещения, полыхнул серебром. Раз, потом ещё раз. Глаза отрока при этом пылали золотым, оправдывая высказанное ранее рыжим прозвище. До того устройство возгоралось лишь серым, иногда бронзовым цветом.
Уже поднявшийся было на ноги мужчина плюхнулся обратно. Судя по виду, его ошеломило произошедшее. Однако он быстро взял себя в руки. Гневная гримаса сменилась угодливой, а на губах заиграла любезная улыбочка.
— Меня зовут Афанасий, прозвище Щеголь. Поставлен волею Императора во главе данного отделения. Что желает уважаемый? — с максимальным радушием обратился управитель к повергшему его в шок парню.
Вперёд, гордо щеря щербатые клыки, вновь вылез огненноволосый.
— Ты что, слепой? Гони, говорю награду! Причём не зажимай! Две гони! И серебряного уровня. И да, мое имя Скалозуб. Я доверенное лицо вот этой вот венценосной особы, — указал с довольным видом отрок на напарника.
Мужчина начал закипать, но увидев согласный кивок спутника нахала, выпустил пар.
— Возьмете золотом, артефактами или же снадобьями? — злобно поглядывая на дерзкого зубастика, спросил Афанасий.
— Бабки на бочку! Знаю вас, крыс канцелярских. Подсунешь туфту, а скажешь — вещи божественного уровня. В деньгах такса стандарта. Я узнавал в магистрате. Так что даже не пытайся обмануть, — продолжал грубить рыжий.