Но она не прошла мимо. Она отозвалась, закашлявшись, тихим голоском, после чего медленно, неуверенно двинулась в их сторону, продолжая кашлять в перерывах между плачем. И продолжала тянуть к ним руки.
— Кент! Кент, помоги ей!!! Кент помоги ей, пожалуйста!!! Отпусти меня!!! Помоги ей!!! Ей больно!!! — казалось, что уже у самой Миланье от такого вида начнётся истерика.
Вот мы и приехали к жестокой реальности, — невпопад подумал Кент.
— Закрой глаза, Миланье, — сказал он тихо, но твёрдо, при этом развернулся с ней на руках так, чтоб она не могла увидеть.
Вытащил пистолет. С сухим щелчком снял предохранитель.
Однажды один из лейтенантов сказал, что милосердие иногда бывает страшным. Куда страшнее, чем обычное зло. И тогда встаёт вопрос, дрогнет ли у тебя рука, чтоб поступить правильно?
Рука Кента не дрогнула.
Глухой выстрел. Миланье дёрнулась в его руках от неожиданности.
Голова демона-девочки дёрнулась назад. Клок волос вместе с костями и мозгами вместе с красным облачком вылетели струёй, как из шланга, когда во лбу у неё была лишь маленькая дырочка от пули. Демон-девочка какое-то мгновение стояла с запрокинутой головой, прежде чем плашмя упасть на землю и затихнуть. Кент помог ей единственным способом, которым мог — он избавил её от мучений.
Развернулся и бросился в лес в сторону наветренной стороны, стараясь выйти из зоны газа.
Буквально через секунду раздался оглушительный визг:
— НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ!!!
Её маленькие кулачки забили по нему. Когти закарябали по коже и маске. Её визг отдавался в его черепушке эхом, но тем не менее Кент бежал через лес. Бежал, как пуганный, благо травы было мало и было где разогнаться. Единственное, что мешало — Миланье. Она брыкалась и вырывалась, норовя сбросить противогаз. Но одной рукой буквально вдавив ей его в лицо, другой крепко прижав к себе, он бежал.
Кент уже вышел из самого облака, однако это совершенно не значило, что вышел из зоны поражения. Газ рассеивался, очень скоро и облака не будет, однако в ближайших несколько километрах будет не продохнуть.
Он чувствовал, как нестерпимо чешутся раны на спине, как их жжёт, саднит. А ещё не меньше удовольствия доставлял бег в противогазе с вырывающимся грузом. И так тяжко, так тут ещё и борьба с этой сучкой надоедливой. К тому же, в отличие от него, Миланье, судя по всему, успела глотнуть газа от души. Её кашель, тяжёлый, надрывный, глухо звучал из-под маски. Насколько сильно она наглоталась, он не знал, но как выберутся, сразу посмотрит.
Перед глазами всё мелькала та самая картинка, мгновение, что будет преследовать до конца его жизни. Заплаканное лицо, дырка во лбу от пули, немного удивлённое жалостливое лицо…
Кент уже очень сильно жалел, что увидел в том демоне немного больше, чем требовалось ему для работы. Как и жалел, что спас Миланье, которая неприятным образом заставила его увидеть то, чего видеть солдатам совершенно необязательно.
Вечер, внеочередной для Кента в этом мире, опускался на землю.
Немного холодало. Здесь, в лесу, который был полностью скрыт от лучей солнца высокими густыми кронами, это чувствовалось куда более сильно, чем в других местах. Кроме некоторых очень странных на вид насекомых, которые представляли из себя местную мошкару, обильную, но безвредную, и мелких животных, здесь никто не обитал.
По крайней мере Кент точно мог сказать, что ни разу не увидел здесь крупного хищника или какую-либо другую тварь, напоминающую его. Зато видел нечто похожее на лису с розовато-золотым блестящим мехом. Он искрился в опускающихся сумраках и выглядел магическим. Иногда около деревьев или по ним пробегали какие-то чупакабры, которых Кент даже не мог описать. Да и не хотел. Не до этого было.
В конечном итоге он вышел к какому-то ручью, скромно протекающему через лес. Остановился около небольшой запруды.
Его дыхание, глубокое и хриплое, вырывалось из-под противогаза. Лёгкие жгло нестерпимо, но не от химии, а от такого забега. Рёбра болели, и казалось, что часть из них сейчас слишком сильно сдавливает печень, от чего она ныла. Его ноги немного дрожали, но сил в них хватало, чтоб стоять твёрдо.
Он очень быстро и аккуратно положил Миланье на землю. Она продолжала закашливаться и, когда он наконец перестал прижимать к её лицу противогаз, отбросила его в сторону. Её кашель, сухой, надрывный, как будто она рвала себе горло, разрушил тишину. Но Миланье продолжала кашлять, не останавливаясь.