А после всю ночь вновь караулил один.
Разжёг костёр, набросал листвы, сорванной с деревьев, чтоб девчушка не спала на голой земле, промыл хорошенько свои и её вещи, после чего повесил сушиться.
Ночь к тому моменту уже заняла своё место в этом мире.
Удивительно, но Кент никогда не обращал внимания на то, как здесь ночью тихо. Если насекомые и были, то их количество было куда меньше, чем в его мире. Оттого тишина стояла практически полная. Изредка, пугая его самого до усрачки, во тьме за границей света костра прошмыгивали мелкие животные, наподобие тушканчиков, лисиц и прочей живности, но близко не подходили.
Некоторые особо любопытные останавливались на безопасном расстоянии, блестя глазами в свете костра, и с интересом наблюдали за Кентом. Несколько раз он даже подумывал попробовать покормить их, но каждый раз одёргивал себя, напоминая, что провизии у них не так уж и много, чтоб разбрасываться ею на подобное.
За это время Миланье вставала только один раз, прося попить хриплым, слабым голосом. После этого вновь проваливалась в сон.
Наглоталась газа.
В Кенте проснулся капитан очевидность.
Этот газ был известен как Yellow, переводился как жёлтый и получил своё название в честь собственного цвета. История, как с газом Orange, только тот назвали в честь бочек, в котором его перевозили. Кент не знал, насколько «елоу» влияет на ДНК и прочее — он даже никогда не задумывался над этим. Но прекрасно знал, что этот газ очень тяжёлый, очень густой и очень сильный.
Вдохнул раз, получил дозу, вдохнул два, получил ещё дозу. Открыл рот, получил дозу внутрь. Десяток вдохов, и ты получаешь чудесную порцию химии, которая начинает тебя убивать. А может достаточно и двух вдохов — точно этого Кент не знал. Зато знал, что противогаз отлично спасает от него, а через кожу эта ересь не впитывается — никто не собирался травить собственных людей. Потому действовал он исключительно при вдохе и попадании внутрь, а снаружи просто вызвал раздражение.
То облако — концентрат, который ещё не успел раствориться по воздуху. Обычно он быстро распространяется, растворяясь в воздухе, и становится невидимым. Почувствуешь только приятный запах фруктов и перца.
Кент невольно вспомнил ту ослепшую кашлявшую кровью девочку-демона, которая тянула руки к нему, и его передёрнуло.
Я сделал всё правильно. Она бы умирала долго и мучительно, а так раз, и всё, — попытался оправдать себя Кент. И пусть это действительно было правдой, легче не стало. — Это всё из-за мелкой сучки. Если бы не она…
Если бы не она, то что? Он бы не видел в них больше, чем мерзких тварей? Ведь так их инструктировали: перед ними не живые существа, умеющие думать, а жестокие твари, которые спят и видят, чтоб сожрать людей. Если они убегают, так это чтоб вернуться ночью за кровью. Если они не пытаются сражаться, то это ради того, чтоб вырвать глотку попозже.
Они спят и видят, чтоб убить людей, и их больше ничего не интересует.
Часть пропаганды, естественно. Кент, как и другие солдаты, понимал это, однако ни разу не видел, чтоб хоть один демон опроверг это своим поведением.
Или видел? Видел, но не хотел это иначе интерпретировать, кроме как агрессию?
Миланье завошкалась. Кент, немного радостный, что можно отвлечься от самокопания, снял уже просушившееся платье с комбинезоном. Быстро оделся, с некоторой досадой осознав, что тот просушился не полностью, после чего укрыл платьем мелкую. Не то чтобы он смущался её наготы, — ребёнок, как-никак, — просто на открытом воздухе, пусть и около костра… Так пусть хоть укрытой будет.
Надо было убить её, когда была возможность, — с досадой подумал он, глядя на неё. — Мне нужен лишь повод. Настоящий повод.
Повод, чтоб вновь верить, что демоны — агрессивные животные, которых надо убивать? Нехотя, но он мог признаться себе, что да, именно этого и хочет. Никаких сомнений и раздумий — просто убивать и просто быть всегда на грани жизни и смерти на передовой. Ведь ради этого он здесь, не так ли?
Пока длилась ночь, Кент всё сильнее и сильнее чувствовал, как усталость заставляет его клевать носом. Даже сидя в неудобной позе, его подбородок медленно опускался, чтоб опереться на грудь.
— Я усну… — пробормотал он, в очередной раз оторвав голову от груди и нехотя раскрыв веки. Постоянные недосыпы, а ещё и сегодняшний кросс давали о себе знать. Следующую ночь вряд ли он сможет держаться хотя бы так.