Ответом было возмущённое молчание и пыхтение. Только скрежет её коготков был слышен по его шлему. Хорошо, что хоть не по голове, а то вообще на ремни бы ему там всё порезала.
Лес однородным пейзажем сменялся перед ними. И пусть Миланье этого не видела, она всё же наслаждалась поездкой. Её, конечно, не в первый раз возили на себе — например, Роро так делал. Однако теперь у неё был собственный ездовой малум! Ну… не совсем собственный, но приучить бы его немножко к уважению, да сделать слугой… В любом случае, она победила, он везёт её на себе, её взяла!
Хотя какой ценой…
Сразу вспомнилась деревня, а вслед за ней та девочка, лежащая в пыли с дырочкой в голове. Вся в крови, с грустным жалобным лицом.
Вот она какая, война… — мелькнула невесёлая мысль у неё в голове. И чтоб избавиться от подступающих слёз, Миланье быстро тряхнула головой, отгоняя неприятные воспоминания. Вряд ли они уйдут насовсем, теперь война будет приобретать определённые ассоциации у неё, и каждый раз в голове будет мелькать картинка этой убитой девочки. Миланье в будущем может даже и забыть про этот случай, но картинка, словно фотография в альбоме, всегда будет появляться у неё в голове.
— Ты чего там дёргаешься? — пробасил Кент. Сейчас по голосу Миланье могла сказать, что он успокоился. Сколько они уже идут? Десять минут? Двадцать?
— Да в глаз что-то попало, — ответила она тихо.
— У тебя нет глаз.
— Дурак! — пискнула Миланье. — Есть у меня глаза, просто я ничего не вижу! Не говори таких глупостей!
— Остынь, мелкая.
— Не мелкая я!
— А какая? Огромная? — поинтересовался Кент.
— Нет!
— Ну тогда мелкая, — пришёл он к окончательному решению.
— Никакого уважения, — буркнула Миланье, скрестив руки на груди. — Знал бы, с кем разговариваешь, по-другому бы себя вёл.
— И с кем же я разговариваю? — спросил Кент.
— С Миланье Пеймон, — с жаром сказала она. — Ты просто малум и не понимаешь этого, но будь демоном, сразу бы оценил честь, которой тебя удостоили! Многие были бы готовы отдать свою свободу за такое.
— Ну и дебилы, — подвёл итог Кент, чем вызвал скрежет зубами у Миланье. — Но раз ты с такой гордостью говоришь о том, кто ты, тогда кто твои родители? Какие-то великие люди?
— Мои родители? О-о-о, очень великие! Вот, например, моя мама, она лучшая! — казалось, Миланье только обрадовалась похвастаться тем, кто её мать. — Она наисильнейшая из всех! Она очень-очень-очень уважаемая женщина! Она очень мудрая, красивая и влиятельная! Она… — но тут Миланье неожиданно замолкла, внимательно, немного прищурившись, посмотрев на Кента, пусть и не могла его видеть, а он её. — А зачем ты интересуешься?
— Да просто, — пожал он плечами. — Интересно, кто твои родители, вот и всё. Ты слишком часто упоминаешь, что очень важная шишка.
Она внимательно смотрела на него, после чего продолжила.
— Моя мама наискучнейший, ничем не выдающийся, самый-самый непримечательный обычный демон. А я обычная девочка, которая не умеет ничего, — отчеканила Миланье.
— А вот мне так не показалось, — усмехнулся он. — Гонору, что дерьма в канализации. И постоянно болтаешь: я такая, я сякая. Обычные люди себя так не ведут.
— А я и не человек, — ответила Миланье, словно это было оправданием её поведению. — И чтоб ты знал…
Неожиданно Миланье замолкла. Даже не спрашивая, Кент знал — сейчас она принюхивается к чему-то. Он слышал по её шмыганью носом, быстрому-быстрому, словно у собаки. И мог предположить, что она унюхала — трупы или средство передвижения той группы.
— Кент, пахнет горелым.
Значит, средство передвижения.
— Сможешь сказать, как далеко?
— Я не знаю. Пахнет противно, очень противно, мерзко.
— Как пахнет горелое мясо? — нахмурился он, но, к его облегчению, Миланье быстро замотала головой.
— Горелое мясо пахнет приятно. Здесь же пахнет странно. Как… как… — она задрала голову к небу, приложив палец к подбородку, пытаясь подобрать слова. — Как… как те железные сгоревшие колесницы, что мы встретили на дороге! Точно! Как они! Кент, это колесницы?
— Не думаю, если только там впереди не дорога, — покачал он головой. — А теперь для тебя ответственное задание, Миланье.
— Хорошо, я помогу тебе, — гордо и слегка высокомерно ответила Миланье, но Кент не обратил на это внимания. Она ещё ребёнок, да, умный, но ребёнок. Потому глупо обращать на это внимание. Хочет быть полезной? Пусть будет, он не против.
— Отлично. Нюх у тебя как у собаки, потому…
— Ну ты и сравнил! Кент! Это обидно! — со слезами в голосе воскликнула Миланье. — Как ты мог сравнить меня с собакой?!