— Не тебя, а твой нюх, тупка. А теперь задание — сейчас мы будем продвигаться дальше, и если учуешь что-то, помимо гари, или услышишь, скажешь мне. Очень тихо постучишь по шлему, поняла?
— Угу, — слегка обиженно ответила она.
Туман с приходом позднего утра стал постепенно таять, и видимость улучшилась, однако не настолько, чтоб можно было разглядеть округу. Потому им стоило быть вдвойне осторожней.
Пистолет приятной тяжестью лёг в ладонь, и с ним Кент почувствовал себя немного увереннее. Вряд ли дойдёт до стрельбы, но кто знает. Этот мир сам по себе враждебен к человеку. И меньше всего Кенту хотелось сполна прочувствовать эту враждебность на себе. Как показал вчерашний вечер — это может очень плохо и мучительно кончиться, но теперь не только для него.
Глава 12
Он заметил вертолёт ещё до того, как почувствовал запах гари. В этом плане он был Миланье не конкурент — как бы она ни обижалась, но чутьё у неё было словно у зверя, когда сам Кент выглядел слепым котёнком рядом с ней.
К тому моменту, как они наткнулись на вертолёт, туман практически сошёл на нет, застилая собой только дальние уголки леса между стволов деревьев. Солнце с трудом освещало всё, что находилось под кронами. Его лучи пробивались тонкими дорожками то тут, то там, образуя ослепительные островки света.
— Я чувствую его очень отчётливо, этот запах гари. Мы близко?
— Да, я его уже вижу, — кивнул он.
— Где?
— Перед нами. Но вряд ли тебе это поможет, — заметил он. — Ты всё равно ничего не видишь.
— Бу на тебя, — надула Миланье щёки. — Злой ты.
Вертолёт, что лежал среди стволов, пробив дыру в плотном слое крон деревьев, представлял из себя большой длинный двухмоторный транспортник с одним двигателем спереди и одним двигателем сзади. Он был похож на какую-то огромного тушу мифического чудовища, который свалился с неба и лежал в островке солнечного света, словно сам бог решил его осветить. Если он есть в этих местах.
Не узнать его было так же тяжело — этот вертолёт был такой же неотъемлемой частью демократии, как гамбургеры, танки Абрамс и доллар. Если Кенту не изменяла память, то назывался он «Чинук». Он, наверное, столь же сильно ассоциировался с США, как и Ми-24 с СССР. Только вот…
Остался от представителя демократии только остов. Причём даже не дымящийся, следовательно, сгорел он давно. По крайней мере точно не этой ночью. Обломков тоже было мало, если не считать обломанных лопастей, что лежали то тут, то там. Выглядело больше так, словно он просто сверху аккуратно приземлился, попутно переломав лопасти, чем падал чёрт знает откуда. По крайней мере, Кент мог предположить, что он загорелся уже после приземления.
Все стволы вокруг него были чёрным, слегка обугленными, трава чёрным пятном пепла расходилась на несколько метров в стороны. Удивительно, что вместе с ним не сгорела добрая половина леса.
— Так, Миланье, стой на месте и никуда не уходи, ты поняла? — снял он её со своей шеи.
— А ты куда? — жалобно спросила она. — Как же я буду здесь одна?
— Я буду рядом. Просто осмотрю тут кое-что. Ты поняла?
— Да, — вздохнула она так, словно Кент запретил ей гулять с друзьями.
Больше всего Кента интересовало то, что было в грузовом отсеке, если там, конечно, что-то осталось.
Но, как оказалось, грузовой отсек, где, помимо грузов, сидели и пассажиры, был действительно занят. Старый добрый хамви, а вернее, его обугленный остов, похожий на скелет какой-то твари. Были ещё какие-то коробки, судя по всему, с каким-то оборудованием, но определить по ним тип аппаратуры было очень тяжело.
Вопрос века — куда летел гружённый вертолёт с хамви и аппаратурой плюс двадцать бойцов из элиты военных подразделений? Кент не имел на это ответа. В аду ответы вообще были роскошью, и большинство вопросов оставались с ответом: потому что так.
Может что есть в округе?
Но едва Кент начал оглядываться, как раздался громкий:
— АЙ!
Когда Кент оборачивался, в его руках уже был автомат, снятый с предохранителя. Но тревога оказалась ложной. Миланье умудрилась очень тихо, так, что он даже не услышал, приблизиться к вертолёту, идя на ощупь. Как у неё это получилось, ему было неведомо, однако в конце её шестое чувство дало сбой, и она ударилась лбом в ствол дерева.
Почему она не вытянула перед собой руки, это вообще отдельный вопрос.
— Миланье! Я чо тебе сказал делать?! — рявкнул негромко Кент.
— Не «чо», а «что». И я тоже хочу посмотреть просто! А ты меня оставил там! А вдруг кто утащит, а ты даже не заметишь? И… мне больно.
Она тёрла ушибленный лоб.