— Утром кровь чувствовала?
— Да, — кивнула Миланье.
— Ну вот это они и были. Только мертвые.
— Некросомы? А зачем они прилетели сюда?
— Вот и мне интересно, — ответил Кент. — У вас в этих лесах что-то есть?
— Не знаю, — пожала Миланье плечами. — Я же не в лесу живу.
— А за лесом?
— Тоже не знаю, — беззаботно ответила она. — Мой дом далеко от этого места.
Хотя откуда ей знать. Если это спецназ, то наверняка что-то суперсекретное, иначе быть не может. К тому же узнай кто, что он нашёл их вертолёт, вполне возможно, что и от него захотят избавиться. Так, для профилактики, чтоб слухи не распространял и тайны не раскрывал. Подобное для их мира не было какой-то необычной практикой, особенно когда можно всё свалить на «погиб при исполнении».
Миланье не потребовалось много времени, чтоб окончательно убедиться в том, что они…
— Заблудились? Мы заблудились, не так ли? — спокойно спросила Миланье.
Однако, несмотря на всю свою невозмутимость, в её голосе слышалась насмешка. Не злая, скорее дружеская, слегка подтрунивающая. Она специально её оставила, чтоб её заметил и Кент, чтоб подразнить его. Но при этом сохраняла внешнее спокойствие, чтоб он не мог её никак упрекнуть.
— Мы не заблудились, — поморщился Кент. — Мы просто идём в неизвестную сторону.
— Но разве это не одно и то же? — поинтересовалась Миланье, глядя вверх. Вернее, она повернула голову на голос Кента, который сейчас забрался на высокое дерево.
— Не одно и то же, — недовольно ответил он сверху, добравшись до верхних крон. Кент постарался выбрать самое высокое из всех, что здесь были.
— А в чём разница? — продолжала давить Миланье.
— Отвали.
— Я просто спрашиваю. Вот мама мне говорила…
— Мне плевать на твою мать, — отрезал он откуда-то сверху.
— Какой ты злой, — она практически смеялась над ним, и Кент это понимал.
Они двигались непонятно куда вот четыре дня. Лес за это время успел едва заметно измениться — появилось чуть больше синеватой травы на земле да побольше деревьев, что имели у основания ветви, но вряд ли то можно назвать хорошим или плохим знаком. Пока им еды хватало, но и это до поры до времени. А что касается местной дичи и заверений Миланье, что её есть можно, то Кент относился к этому весьма осторожно. Может можно, а может они умрут от яда, что течёт в их жилах.
Причина того, что они потерялись, была в кронах деревьев — именно это говорил постоянно Кент, хотя и не употреблял слово «потерялись». Видимо, боялся сам этого слова, рассудила Миланье. Говорил, что если бы не такой потолок, то они бы могли определить направление по звёздам. А солнце…
— Я точно помню, что шёл правильно по нему, — начинал он
— Да-да, — кивала Миланье.
— Да точно! — зло бросал он.
— Но я же говорю, что да, верю тебе, ты точно шёл по солнцу, а теперь мы заблудились… прости, мы идём в неизвестную сторону, — и снисходительно хлопала его по плечу.
— Да я говорю, что всё было верно! — чуть ли не выл он от злобы.
— Так я полностью тебя поддерживая, — не моргнув глазом, отвечала Миланье, но таким голосом, что даже тупой бы понял, что она думает.
На его плечах рос опасный тролль, который уже вкусил прелести подколок и высмеивания с серьёзным лицом. И хоть Кент это понимал, причин на неё наброситься (словесно) она не давала.
— Ну как? — позвала она его, когда Кент практически скрылся в листве.
— Сейчас! — крикнул он сверху.
— Ну как?
— Да сказал же, сейчас!
— Так я и спрашиваю сейчас, — весело ответила Миланье.
— Миланье, твою мать! — заорал Кент сверху. — Я сейчас спущусь и выдеру тебе каким-нибудь прутом!
— Я же девочка! Ты лучше скажи, что видишь!
— Да я же сказал, что сейчас!
— Ну так я и спрашиваю сейчас.
— МИЛАНЬЕ! — рявкнул он, едва не свалившись сверху.
Миланье же стояла внизу, улыбаясь во все свои остренькие зубки, буквально сверкая ими, как маленькими драгоценными камнями. Она была довольна, она чувствовала себя хорошо. И пусть была слепа, но всё же неплохо проводила время, доставая Кента и слушая его истории.
Эти четыре дня для неё были очень познавательными. Сколько она узнала! Сколько она теперь сможет рассказать другим и объяснить те вещи, что были раньше им неведомы! Она с жадностью сухой губки впитывала всю информацию, запоминала, расспрашивала и вновь просила рассказать что-то новое или объяснить то или иное явление.