Пока они с Джорджем сидели и пили, Ангус хвастал, что ни жена, ни регент не заставят его покинуть Эдинбург. У него, мол, точно такое же право тут оставаться, как и у них, – если не больше, поскольку Олбани наполовину француз, а Маргарита – англичанка.
Джордж во всю глотку поддерживал брата, он был искренне предан Ангусу, хотя более здравомыслящие члены семьи осуждали поведение главы своего дома. Гэвин Дуглас, например, назвал племянника «безмозглым глупцом, готовым искать на свою голову неприятностей, следуя советам коварных людей».
– Дядя, умерший от чумы в Лондоне, был слишком стар, – толковал теперь Джорджу Ангус. – Такие люди были хороши в свое время, но времена изменились, и молодые лучше знают, как надо жить в современном мире.
Джордж, как всегда, соглашался с братом; и они все пили и пили вино.
– Послушай, Джордж, – сказал наконец Ангус, – похоже, ты совсем ничего не соображаешь. По-моему, ты слишком много выпил.
Джордж медленно кивнул и повалился лицом на стол.
Ангус попробовал встать, но его ноги сделались ватными.
– Хозяин, – начал он, – это ваше вино – крепкая штука…
И он, в свою очередь, осел.
Теперь настало время стражникам войти в погребок. Так они и сделали и, связав братьев Дуглас веревками, прихваченными с собой, вытащили их на улицу.
У входа их ожидали лошади. Обоих мужчин перекинули через седло, стражники вскочили на коней и, ведя в поводу лошадей с усыпленными братьями, галопом поскакали в Лейт.
Когда Ангус и его брат продрали глаза, они уже плыли на корабле во Францию.
Услышав, каким образом Ангуса выслали из Шотландии и что сестра все еще живет в теснейшей дружбе с Олбани, Генрих пришел в исступление. Собственный брак вызывал у него огромное беспокойство, и о том, что называли «секретным делом короля», уже начали перешептываться не только в Англии, но и за границей.
Генриху казалось, что со стороны Маргариты было проявлением враждебности к нему позволить выслать Ангуса и все еще требовать развода – того избавления, коего король и сам теперь жаждал.
Ярость взяла верх над разумом, и, не посоветовавшись с Вулси, Генрих приказал: каждый шотландец, живущий в Англии, обязан нашить на верхнюю одежду белый крест и. безотлагательно покинуть Англию пешим ходом. Реакцию это вызвало ужасную, в особенности потому, что приграничные бароны, которым никогда не требовался особый к тому повод, немедленно начали отчаянную войну между собой.
Маргарите это представлялось лишь мелкой неприятностью. Она жила теперь в замке Стерлинг, как и юный король. Мать сама проверяла его уроки, каждый день восхищаясь умом сына, и вновь и вновь повторяла, что он – вылитый отец.
Регенту приходилось заниматься государственными делами, но они проводили вместе немало времени, и, несмотря на попытки ее брата воспрепятствовать разводу, Маргарита питала вполне обоснованные надежды, что дело закончится успешно.
Было приятно знать, что Ангуса нет в Шотландии и что во Франции с ним неплохо обращаются. «Совсем напротив», – уверял Олбани, поскольку он велел оказывать обоим шотландцам почести, подобающие особам такого ранга.
Возвращение регента и высылка Ангуса естественным образом восстановили в Шотландии мир. «И это, – думала Маргарита, – лишь предвестие того, какой райской может стать жизнь, если бы мы поженились и правили вместе, пока Яков не достигнет того возраста, чтобы воссесть на троп».
Как-то раз, идя из своих покоев в большой пиршественный зал, королева заметила, что один из пажей лежит на лестнице без чувств. Маргарита подошла и спросила, что у него болит. Бедному мальчику было слишком плохо, чтобы он мог встать, и Маргарита положила руку на его пылающий лоб.
– Я пришлю кого-нибудь, чтобы вас отвели в вашу комнату, – сказала королева.
На следующий день ей сообщили тревожные новости: в замке оспа.
Прежде всего Маргарита подумала о короле.
Она уже направлялась в покои сына, когда вдруг вспомнила, что видела больного пажа на лестнице и трогала его лоб.
Королева оцепенела от ужаса. А что, если это оспа? Откуда ей знать?
Маргарита вернулась к себе и, вызвав одну из женщин, распорядилась без промедления перевезти короля во дворец Далкит. Сама она рассчитывала последовать за сыном, но не раньше, чем убедится, что это безопасно.
Как она радовалась несколько дней спустя, что поступила именно так!
Король пребывал в безопасности и великолепно себя чувствовал, а вот его мать стала жертвой страшной болезни.
В последовавшие за этим недели Маргарита вновь оказалась лицом к лицу со смертью, и те, кто ухаживал за ней, думали, что на сей раз королеве не спастись.
Маргарита металась в постели, часто теряла сознание, не всегда понимала, что происходит вокруг, а когда ее ум прояснялся, спрашивала о детях. Ободряющие голоса твердили, что они здоровы и счастливы и волноваться не о чем. Король избежал оспы; регент слал теплые письма, и Маргарите следовало лишь сосредоточиться на стремлении выздороветь.
Потом пришли письма от Вулси, написанные по велению Генриха, где подчеркивалось, что желательно вернуть Ангуса в Шотландию, и проскальзывали самые неприятные намеки. Генрих недвусмысленно давал понять: дружба с Олбани делает Маргариту врагом своего брата.
Королеву это не волновало. Генрих далеко. Пусть правит собственной страной и оставит ее в покое! Когда они с Олбани поженятся, то будут жить очень счастливо, а поскольку Олбани мудрый государственный муж и сильная личность, в Шотландии настанет мир, и англичанам останется лишь решать свои собственные дела по ту сторону границы.
«Наконец, – уверяла она себя, – я достигла покоя и счастья». Именно эта мысль помогла Маргарите пережить кошмарные недели. У нее была любовь сына; была дорогая маленькая дочка, а в браке с Олбани у них появятся и другие дети.
Маргарита приблизилась к тому, чего всегда жаждала: счастливой семейной жизни. Муж, достойный ее страстной преданности, и дети, которых она могла воспитывать, утешать и любить.
«Это пришло не сразу, – думала она, – мне пришлось пройти через два брака, чтобы достигнуть счастья. Но теперь оно меня ждет. Жизнь Олбани с Анной де ля Тур почти закончилась. Герцог был предан жене и никогда не причинил бы ей горя, попытавшись развестись, и я еще больше ценю его за это. Но Анне де ля Тур осталось недолго. Что до Ангуса, то развод не замедлит, а потом… все будет хорошо».
От Олбани пришло письмо. Он писал, что должен плыть во Францию, чтобы собрать людей и вооружение, поскольку Генрих ведет себя все агрессивнее, а пограничные войны грозят перерасти в более серьезную проблему, чем раньше.
Герцог просил о встрече перед отъездом, желая уверить королеву, что скоро вернется.
Маргарита мгновенно почувствовала себя лучше.
– Принесите мне зеркало! – воскликнула она. – Я должна посмотреть, как выгляжу после столь долгой болезни!
Придворные дамы с грустью смотрели на госпожу: во время болезни ей было слишком плохо, чтобы заботиться еще и о внешности.
– Ну, что вы стоите! – нетерпеливо бросила Маргарита. – Разве вы не слышали приказа?
– Да, ваше величество…
– Тогда ступайте и принесите мне зеркало. Одна из женщин пробормотала:
– Ваше величество… я получила распоряжение…
– Это еще что? Кто смеет тут распоряжаться?
– Лекари велели подождать, пока вы не окрепнете.
Маргариту охватил страх. Надо переждать, пока она не окрепнет, прежде чем дать в руки зеркало. «Что это может означать?» – спрашивала себя королева, но и сама догадывалась.
Она должна знать правду, сколь бы страшной та ни была.
– Принесите мне зеркало, – вновь потребовала Маргарита. – Я приказываю вам это сделать, и не важно, что говорили врачи.
Горничная ушла и довольно скоро вернулась с зеркалом. Маргарита выхватила его из рук служанки.
– О… нет! – вырвалось у королевы, когда она в ужасе уставилась на свое отражение. На несчастную смотрела не Маргарита Тюдор. Некогда прелестную, шелковистую кожу покрывали мерзкие рытвины, веко свисало, прикрывая глаз. – Этого не может быть! – прошептала она.