«Посмотри, король, и хорошенько запомни, – произнесла женщина, с ненавистью глядя на ребенка. – У твоего сына глаза, как те цветы, что проросли из ран моих воинов. Чертополох! Ребенок поверженной матери. Отныне любая женщина, взглянувшая на него, падет замертво. Пусть его уродство станет так же сильно, как моя ненависть к людям. Он, как репейник, что разорвал мою спину во время зачатия, будет пускать кровь всякому, кто коснется его!» – Ребенок сиды кричал, выгибаясь, а женщина, не отводя глаз от Айлин, обернулась вороной: нос вытянулся черным клювом, белое лицо покрылось перьями. Черные крылья не могли удержать младенца, и он медленно, словно через толщу воды, летел на пол. Айлин с криком пыталась его поймать, не дать случиться беде. В ладонях хрустнула сухая ветка, развеивая жуткое виденье. Айлин легла на промерзшую землю. Холод сотней иголок впился в спину. Чужой взгляд, что преследовал в городе, плитой придавил ее к земле.
«Хорошо, хоть такая опора есть, а то в этом тумане все ускользает. Даже сознанию, и тому не за что зацепиться».
Глубоко в туманной зыби слышалась песня, но слова были понятны, словно их шептали на ухо.
Глаза закрывались сами собой, а земля уже не казалась такой холодной. Тревоги, переживания ушли на второй план. Зачем куда-то идти, к чему-то стремиться, ведь путеводная нить исчезла. Айлин перевернулась на бок и укрылась пледом с головой. Так она исчезнет насовсем, станет листвой, растворится в темном лесу. Два ворона кружили над пустой поляной, призывно каркая. Наконец один из них сел на невидимый холм и со всей силы забил крыльями по воздуху. Айлин вскрикнула, сбрасывая оцепенение, завертела головой, пытаясь понять, отчего саднит плечо. Туман в голове рассеялся, вокруг осталось лишь марево.
«Так, хватит! Чего это я разлеглась? Свою судьбу следует встречать, твердо стоя на земле ногами. Ведь иначе шаг навстречу не сделать».
Дева поднялась. Отряхнула сухие листья с платья и сделала шаг в неизвестность.
«Так даже лучше. Раз нет клубка, значит, я сама выбираю свой путь, а не следую обозначенной тропой».
Сбоку раздался девичий смех. Айлин на этот звук невольно обернулась, опасаясь вновь увидеть покои Восточной башни, но нет: везде все тот же туман. Только вот две фигуры в нем видны четко, как в самый ясный день. Сердце сделало удар и замерло.
– Мой лэрд, – сил Айлин хватило лишь на шепот. Ноги подкосились. Дочь Грианана нехотя оторвалась от своей добычи. Смех пронесся по залу ледяным вихрем.
– Уже не твой. Теперь мой. Ты его прогнала, не смогла удержать, а я давно хотела в свои объятия. Видишь? Я могу смотреть на него, касаться его, – с этими словами сида примкнула к губам мага. По подбородку лэрда потекла алая кровь, яркая, как камень на его пальце. Айлин попятилась, не в силах оторвать взгляд. «Отступиться. Оставить как есть? Не похоже, чтобы лэрд бы против… или… о боги! – Айлин только сейчас заметила, что вокруг не туман, а зал, в котором словно статуи замерли сиды. – Что это? Морок или явь? А впрочем, не важно! Нидхегга тебе, а не Румпеля!» – Айлин шагнула ближе. Она уже не та глупая девчонка, что блуждала в тумане, она может отличить ложь от правды!
– Отойди от него, ведьма! – Айлин смотрела жестко, прямо. В эту самую минуту она чувствовала, что у синеликой красавицы нет ничего против нее.
– О-о-о, невеста моего супруга, что ты делаешь здесь одна-одинешенька, среди Холмов?
Айлин пропустила обращение Кайлех мимо ушей. Каждый знал: поведешься на сладость речей сиды, и через минуту будешь лежать с отравленным кинжалом в груди.
– Пошла прочь, Зимнее Солнце!
– Иначе что? – Кайлех со злой веселостью смотрела на деву из Фортгала. Сильна сейдкона. Смогла скрыться в городе, выбраться из морока леса. Сильна, а значит, опасна, но, чем больше опасность, тем веселее игра.
Айлин, не отрывая взгляда от льдистых глаз Кайлех Варе, достала из-за пояса веточку рябины.