А Гарольд… Гарольд и подавно не заметил, что раздалась, округлилась его тонкокостная супруга. Ведь в ночных грезах отдавалась ему совсем иная дева. Несчастный король! Не надеясь получить дочь Грианана в реальном мире, он отдавал себя ей в своих мечтах. И так сильна, так обжигающе-огненна была его страсть, что зимний туман, спугнутый молодой королевой, сгустился, вырос, слепился в белоликую деву. Кайлех долго смотрела, как горит огонь страсти на королевском ложе, впитывала силу эмоций. И в тот момент, когда Гарольд достиг наивысшего пика, слышимая лишь ему склонилась и прошептала:
– Ты разрешишь мне прийти в твой дом, любимый?
– Да!
– Позволишь забрать тебя?
– Да!
– Будешь служить мне?
– Да!
Сида выпрямилась и довольно оскалилась.
– Ты трижды дал свое согласие, вскормленный сердцем. Теперь смотри в окно и жди меня. Я приду за тобой.
Взметнулась снежной пылью она и исчезла, превратив испарину на разгоряченных телах в лед.
Гарольд рухнул на подушки. Так и не проснувшись до конца, он обнял обессилевшую жену и захрапел.
А утро принесло потрясение.
Проснувшись полным сил и в прекрасном расположении духа, он обнаружил подле себя не прекрасную королеву сидов и даже не законную свою супругу, а совершенно постороннюю девицу. Круглолицую, полногрудую, рябую, что пруд в солнечный день.
– Ты кто? – Гарольд судорожно пытался вспомнить вчерашний вечер. Неужто он напился до беспамятства и прихватил к себе на ложе фрейлину?
Мэри же, вовремя не смекнула, что к чему, и, как есть, спросонья, выдала:
– Вы что, не узнали меня, господин? Это я, Айлин, супруга ваша.
И только произнеся, услышала свой голос, увидела свои руки и поняла, какую оплошность допустила. Испугалась, заметалась в поисках злополучной булавки. Нашла ее, спешно воткнула в растрепавшиеся косы. Гарольду только и осталось наблюдать, как плывут, изменяются черты, превращая пышнотелую простушку в тонкую сейдкону.
– Как ты это сделала?.. – Король не мог поверить своим глазам. – Когда?
Мэри судорожно придумывала, что сказать, но все умные мысли в испуге забились по углам. Так и стояла посреди спальни нагая и растерянная.
– Молчишь… – Гарольд поднял с пола плащ и бросил его королеве. – Тогда я сам расскажу, как дело было. Уж не знаю, откуда у твоего отца сидская булавка, но даже мне известно: лишь прямые потомки Ноденса носят пепел костров в волосах. Я, право слово, повелся на эту уловку. Обрадовался, какое чудо мне попалось – настоящая сида королевских кровей, но выросшая среди людей. Подарок богов – не иначе… Я должен был догадаться о подмене еще там, в мыльнях, когда ты пришла в своем истинном обличье, узнала все мои планы и выставила с утра это нелепое условие! Но я, Хегг подери, был слеп! – Король ударил по кроватному столбу, раскалывая его надвое. – Сознавайся, ведьма, чем ты меня опоила?!
Мэри, завернутая в плащ, слушала речи короля и поражалась тому, как складно у него все выходит. Только вот неужели он не помнит ее в услужении Гинервы? Хотя с чего вдруг? Ведь в свите королевы всегда было достаточно знатных девиц, и близко не подпускавших безродную служанку к молодому королю. Так или иначе, сейчас пришлось задавить свой страх и вспомнить, что она королева, жена короля и мать короля.
– Вы и так сидой опоены, муж мой, – Мэри сотворила под плащом знак, отгоняющий нечисть, и продолжила: – Той, которую вы зовете дочь Грианана. Думаю, вам лучше знать, кто это. А в остальном вы правы. Но именно меня вы назвали женой у очага и именно я ношу под сердцем вашего ребенка. Так что желаете того или нет, но я ваша королева.
Гарольд сжал кулаки. Ведьма жалила правдой. Сам, сам позарился на подделку. Хотел превзойти брата хоть в малости и вместо королевы сидов взял за себя деревенскую простушку. И главное – никто его не обманывал. Дочь мельника, деревенская сейдкона. А лицо… так с лица воду не пить.
– Пошла прочь! – Король отвернулся к окну. – Сиди в своих покоях и не смей показываться мне на глаза, хоть с булавкой, хоть без.
Звонко хлопнула за спиной дверь, а разочарованный Гарольд смотрел и смотрел в окно. На просыпающийся город, на шумящий молодой листвой лес.
«…жди меня. Я приду за тобой», – шептал холодный ветер, и король ждал. Вглядывался вдаль, пока ему не стало казаться, что деревья Бернамского леса придвинулись. Монарх растер пальцами глаза и снова впился в молодую зелень у кромки горизонта, и вновь ему померещилось, что лес живой, движимый неведомой силой, идет на Бренмар.