Это была уже явная насмешка – сорвись сейчас Ставгар из-за подпущенной жрицей шпильки, и Матерь Вериника могла бы с чистой совестью закончить слишком уж затянувшийся, бесплодный разговор, но Бжестров, проглотив насмешку, смиренно опустил голову и глухо произнёс:
– С моей стороны было бы неразумно думать о таком. Я всего лишь хочу понять причину вашего отказа, Матушка…
Жрица вздохнула, задумалась ненадолго… И, бросив ещё один внимательный взгляд на Бжестрова, заговорила:
– Энейра Ирташ пережила колдовской поединок и должна совладать с последствиями своего столкновения с амэнским Знающим. Сейчас любые волнения – безразлично, радостными они будут или нет, – могут ей лишь навредить.
– Она… Больна?.. – на этот раз голос Бжестрова предательски дрогнул, а на его вновь вскинутом к жрице лице отразились все обуревающие его сейчас чувства. – Когда она попала к нам в стан, то едва не потеряла сознание. Кридич сказал, что это была минутная слабость… Он ошибался?..
Внимательно наблюдающая за Ставгаром жрица едва заметно качнула головой.
– Твой боевой товарищ не ошибся… Благодаря столкновению с колдуном у Энейры открылся доселе спящий дар. С одной стороны – это хорошо, но с другой – опасно. Если колдун или ведьма не совладают с открывшимися в них силами, то будут жестоко наказаны за это собственным даром, а способности Энейры мало того что были разбужены резким, болезненным толчком, так ещё и оказались очень сильны.… Поверь, ей очень непросто сейчас… – Произнеся столь долгую тираду, Матерь Вериника замолчала и, посмотрев на закаменевшее от внутреннего напряжения лицо Ставгара, тихо произнесла: – Я не могу тебе дозволить свидания с Энейрой, но разрешу взглянуть на неё, если ты пообещаешь мне хранить молчание и не будешь пытаться заговорить с нею.
– Я обещаю, Матушка… – глухо произнёс Бжестров, и Матерь Вериника, подозвав к себе одну из сидящих в комнате молчаливых наперсниц, что-то тихо спросила у неё. Девушка, с почтением склонив голову, ответила жрице едва уловимым шёпотом, из которого Ставгар разобрал лишь «западная молельня», и Матерь, благосклонно кивнув девушке, встала…
– Следуй за мною, Бжестров.
Мало кто из мужчин мог похвастаться тем, что был допущен во внутреннюю, тайную часть Святилища Малики, и теперь следующий за жрицей Ставгар мог лишь молча дивиться узости окутанных вечным сумраком коридоров – из-за массивных стен они казались вырубленными в скале, и Ставгару мерещилось, что он очутился в одной из горных пещер или в позабытой штольне… Каменные своды точно давили на него всей своей немалой массой, сжимали в своих неуютных тисках, и Бжестров вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха и света…
– Мужчинам трудно понять… – словно бы ощутив овладевшие молодым воином чувства, Матерь Вериника остановилась и, повернувшись к Бжестрову, огладила одну из гладких стен. – Утроба оберегает, хранит и лелеет, во мраке и молчаливом смирении растит в себе будущее. Воинам, привыкшим к непрестанной борьбе, это чуждо, хоть вы и вышли из неё, подобно остальным. Все женщины в той или иной мере носят в себе эту дарованную Маликой силу. Подумай, сможешь ли ты принять её в Энейре? Как выяснилось, богиня одарила её щедрее прочих!..
Произнеся это не то наставление, не то предупреждение, старая жрица смолкла, а Бжестров упрямо вскинул голову.
– Я люблю Энейру Ирташ… Такой, какая она есть…
Если Хозяйка Дельконы и ожидала иного ответа, то ничем не выразила своего разочарования. Она лишь кивнула головой и, свернув в боковой коридор, произнесла:
– Помни, что обещал молчать…
Бжестров шагнул за нею в боковой проход и уже в следующий миг замер – внезапный широкий поток света после столь долгого сумрака на несколько мгновений ослепил его, но потом он увидел, что стоит в арке, выходящей в небольшой, квадратный, вымощенный плитами дворик. Арка, в которой оказался Ставгар, была полускрыта статуей Малики, а у ног изваяния стояла Энейра в тёмно-сером, украшенном вязью из рун одеянии послушницы. Льющийся сверху свет отливал янтарём в её русых косах и золотил бледную кожу, но сама молодая женщина будто бы и не чувствовала ласковых солнечных прикосновений – строгая и сосредоточенная, подобно воину перед боем, она молилась, прижав руки к груди. Ставгар видел, как беззвучно шевелятся её бледные губы, как дрожат густые, прикрывающие взгляд ресницы…