Шурочка умолкла, перевела дух и закусила губку.
— Или? — повторил студент, заглядывая в карие опущенные глаза.
— Или… «ступай себе налево, — ему сказала дева»…
Черняев молча усмехнулся в усы.
Солнце прочно спряталось в тучах. Сбоку, с лужайки потянуло сыростью, и с глухим шумом качнулись черные, кривые ветви берез.
Шурочка зябко повела плечами.
— Мне холодно, — сказала она вставая.
Молча пошли к выходу из сада. Шурочка шла, опустив голову и полуотвернувшись от своего спутника. На ее ресницах дрожали первые слезинки.
— Господи! — заговорила она срывающимся голосом, безжалостно крутя пуговку жакета. — В такое время… Послушать вас всех… Сколько слов! Сколько слов! «Равноправие… Дорогу женщине! Женщина такой же человек»… А стоит только этому человеку иметь свой кусок… Стоит только не нуждаться в вашей поддержке… и уже… Готово! Мужское самолюбьишко закусило удила и вот, трагедия. Твое, мое, я бедняк… Что же ты хочешь, наконец? Чтобы я поссорилась с доброй старухой, наотрез отказалась от ее помощи и, в угоду вашему мелкому… Да, да! Забыть старуху, чтобы она спилась от тоски, окружила себя приживалками, богомолками и все свои капиталы рассовала по монастырям? А отец? Через год ему отставка с пенсией в тридцать два рубля. Ты думаешь, что я только о себе хлопочу, и все мои планы, мечты не идут дальше этих тряпок. Ах! Соболья муфта. Да, а раньше была скунсовая, великолепная, но ее недавно разрезали там, дома, и вышел воротник для сестренки и шапка для Петьки.
Шурочка подняла вуалетку и прижала к глазам маленький, скомканный платочек.
— Ну, вот… — развел руками Черняев. — Разве это — моя мысль? Бог с ней, с твоей взбалмошной тетушкой, мне она не мешает, но ведь ясно же, что, узнав о нашей… свадьбе, она тебя и знать не захочет. Вместо княгини, вдруг — гражданская жена нищего студента.
Ласково улыбнувшись он заглянул под шляпку своей спутницы.
— Я уверен, что она и муфту потребует обратно.
— А мы не отдадим! — ответила улыбкой Шурочка. — Вот, затем-то я и зову тебя к ней. Приедешь и как это? «Vеni, vidi»… Сыграешь с ней в преферанс, придешь в восторг от наливки, а тетя Липа — от тебя и… остальное я уже беру на себя и увидишь: к осени она сама начнет нас сватать.
Кстати, теперь и предлог для твоего приезда — великолепный. Скажем ей, что ты агитатор, приехал о земле рассказывать. Хорошо?
Шурочка подняла голову и, как ласковый котенок, прижалась к руке Черняева.
— Милый Дима, не нужно больше об этом. Мне нельзя ссориться с моей деревенской старушкой. Она все мои секреты знает и до сих пор хранит, как могила.
— А много их? — улыбнулся Черняев.
— Не смейся. Благодаря ей, мне удалось скрыть от своих старичков и свой арест тогда… и высылку из города под надзор все той же тети Липы.
— Да, помню, я что-то слышал. И долго тебя держали в узилище?
— Около месяца. Ах, все это было точно в оперетке… и жандармы и тюрьма… смешно и глупо. Забрали сначала мою подругу по курсам, Олечку Вурст, нашли у нее мои письма, записки и решили, что я тоже политическая преступница. Дима, посмотри на меня, — похоже?