— Ишь ты, — засмеялся Степан Егорович. — И не подумаю. И так дешево отдал.
— Ну, тогда будет аккуратный неустойка. Ну, хорошо мы подождем это говорить. Вы знаете, madame, — повернулся он к Клавочке. — С русским купцом надо торговать после кушаний, тогда он покладный…
Ресторан Клавочке понравился и это очень польстило Пукконену.
— Как в настоящей Европе! — улыбнулся он. — Здесь бывают самый… общественные сливки.
Заняли столик у стены, затянутой гобеленом, под низенькой лампочкой с оранжевым шелковым абажуром. Долго выбирали закуски, и Пукконен переводил на финский язык все гастрономические капризы Степана Егоровича. Откуда-то сверху доносились звуки штраусовского вальса. Неслышно ступая по пушистому ковру подошел мэтр-д’отель и с карточкой в руках склонился за плечом Клавочки.
Клавочка подняла на него глаза и тихонько ахнула. Перед ней стоял он, пассажир в дохе. Только теперь он был в элегантном фраке, свободно висевшем на его костлявых плечах и вместо высоких войлочных калош на ногах его были лаковые туфельки.
Но уродливо-прекрасное лицо его было то же и тем же невидящим взором смотрели на Клавочку его глубокие глаза.
Клавочка беспомощно улыбнулась и побледнела… Потом перевела дух и, сказав себе: «Фу, как глупо!..» — слегка дрогнувшей рукой взяла меню обеда.
Если бы ее спросили какой был суп, она ни за что бы не ответила. Машинально, как автомат, съела какую-то неведомую рыбу и только за спаржей снова подняла от тарелки глаза и оглянулась вокруг. Его уже не было. Шумная компания рассаживалась вокруг соседнего стола. Звуки музыки наверху умолкли. Под потолком залы вспыхнули две громадные хрустальные люстры.
Клавочка рассеянно прислушивалась к словам Степана Егоровича, спорившего с Пукконеном о том, какое вино пойдет лучше к котлетам марешаль и думала: «Сказка кончена! Глупая Золушка проснулась, и принц оказался лакеем. А все-таки он прекрасен и, если дать волю фантазии, то еще ничто не погибло. В мире все бывало. Случалось и принцам путешествовать инкогнито и надевать камзолы конюха. И носить маску… Кто знает его прошлое? Кто скажет, кем будет завтра этот, единственный в мире, человек? Разве дьявол не являлся в шкуре пуделя?..»
Пукконен победил, и решено было спросить бутылку старого «шато-лароз».
Метр-д’отель появился снова. Принес в плетеной корзиночке запыленную бутылку, сам откупорил ее и разлил в стаканы рубиновое благоуханное вино.
Клавочка внимательно поглядела на его руки и вздрогнула. На левой руке не хватало среднего пальца и на кисти белел глубокий, безобразный шрам.
«Только еще этого недоставало! — улыбнулась она. — Быть может, на его спине следы плетей?.. Возможно, что герой моих мечтаний беглый каторжник»…
Разлив вино метр-д’отель отошел, взял из рук официанта ящик с сигарами и понес его кому-то через всю залу.
— Поглядите madame, на этот старший гарсон! — сказал Пукконен, зажмуривая глазки и смакуя вино. — Это очень интересный человек. Выписан из Стокгольм. Богатый, но любит свой дело. И очень несчастлив. Он женатый на одной певиц из оперетт. Она холодный, как снег, и очень бойкий, как бес… Много роман… Из-за нее приезжают здесь специально. Даже из Петроград. Она любит поклонник, а муж нет. Он имеет большую ревность и даже стрелял в один морской лейтенант. А прошлый год хотел на нее вылить кислот, но только сгорел себя левый рука. Один палец совсем долой. Она бегала в Москва, но он поймал. Страшный человек, его зовут Эрик Ландерс. От горя он стал теперь совсем худощавый и очень кашлял…
— Бог с ним! — перебил Степан Егорович. — Мало ли на свете рогатых мужей. Выпьем-ка лучше пуншу, мистер Пукконен! А?
— Мы видели их вчера в этой Ха… Хю… — улыбнулась Клавочка.
— Хювинка, — подсказал Пукконен. — О, да! Он ездил туда отдыхать, очень больной человек. А его жена стоит в ваш отель…
Пукконен сделал паузу, лукаво подмигнул левым глазом и добавил:
— Она очень в русский вкус.
Степан Егорович покосился на Клавочку.
— Вот, далась вам!.. — сказал он с досадой. — Старый вы сплетник, Пукконен…
— Хе-хе!.. — подпрыгнул Пукконен. — Ну, хорошо: будем другой разговор… Вы должны мне теперь уступать ваш гривенник. Madame будет свидетель.
— Снова за то же… — покраснел Степан Егорович. — Почему я должен?
Пукконен подмигнул на молчаливую Клавочку, и круглое, розовое личико его расплылось в добродушнейшей улыбке.