Выбрать главу

Оксана медленно достала турку, также неспешно сняла коробку с кофейными зернами, включила кофемолку… Кирилл решил, что до готовности напитка у него вполне хватит времени, чтобы переодеться.

Он вернулся на кухню, когда его чашка с кофе уже стояла на столе, рядом — шоколадка и маленькая вазочка с медом. Оксана села напротив него и уставилась пустым застывшим взглядом на чашку в его руках.

От кофе исходил странный запах сильно пережженных зерен, Кирилл сделал маленький глоток: вкус показался ему не менее странным. «Внимательнее смотри, что творится вокруг», — припомнилось ему.

— Что за бурду ты сварила? — довольно резко спросил он, совсем не ожидая ответа. Затем подошел к мойке и выплеснул содержимое чашки.

Оксана заплакала, горько и безутешно. Кириллу стало невыносимо стыдно. Он подошел к жене, погладил ее по волосам и уже совсем другим тоном произнес:

— Прости, родная. Я устал, нервы расшалились… Вот решил, что мы с тобой поедем отдохнуть, немного развлечься. Как ты насчет Сочи?

Оксана чуть заметно кивнула, все еще всхлипывая и смахивая слезы тонкими пальцами.

Кирилл долго ворочался в постели, стараясь не разбудить жену, мгновенно заснувшую после всех огорчений прошедшего дня. Сон не шел: лезли в голову глупые мысли, докучал свет прожектора с автостоянки под окном, у соседей телевизор довольно громко анализировал проблемы секса, кажется, в большом городе. Только выключили телеящик — завопила сигнализация стоявшего под самым окном автомобиля. Сосед снизу витиевато и неприлично громко выругался в окно.

И вдруг все стихло, наступила благословенная тишина. Кирилл уже начал засыпать, когда вдруг почувствовал нестерпимую жажду и мгновенно проснулся. Ну конечно, он так много съел за вечер острого, что было крайне легкомысленно не припасти на ночь бутылочку минералки. Кофе не очень-то утоляет жажду. Стоп, а кофе он как раз и не пил! Прицепился, как дурак, к больной жене, наевшись ядреных закусок. Лучше бы выпил, что давали, и спал бы в свое удовольствие. А теперь придется идти на кухню, варить себе кофе самому.

Кирилл сел в постели, сунул ноги в мягкие тапочки, затем осторожно двинулся к двери. Оксана даже не шевельнулась.

В кофемолке оставалось еще довольно много мелкого темно-шоколадного порошка: Оксана всегда мелет с запасом. Кирилл привычными движениями смешал в турке кофе с водой и сахаром, подержал на горелке ровно столько времени, сколько полагалось — в приготовлении кофе он был специалистом. Выпил обжигающий пахучий напиток, теперь можно и спать ложиться. Однако он не чувствовал в себе сил не то чтобы идти, но даже шевельнуть рукой или ногой. В глазах потемнело, голова закружилась, сердце колотилось как ненормальное. Во-от оно что! Не зря же он заподозрил…

Кирилл поднял глаза и увидел Оксану, стоящую в дверях. Вид ее был ужасен: волосы всклокочены, глаза горят недобрым огнем, рот приоткрыт, являя оскаленные зубы. Оксана хрипло и страшно захохотала:

— Х-ха-ха! Здорово я тебя поймала, голубчика!

Кирилл закричал… и проснулся. Над ним склонилась Оксана: в лице тревога, в руках стакан и запечатанная бутылка минералки.

— Ты так кричал во сне, Кирилл, что я решила тебя разбудить.

Господи, привидится же такое! Пора, давно пора отдохнуть как следует.

Глава 2

Запахи больницы неизменно наводили на Альбину тоску — тупую, тягучую, безысходную. Оказавшись в унылых больничных стенах, она снова и снова вспоминала те времена, когда ее, совсем еще маленькую девочку, увезли на «скорой» с приступом аппендицита и положили вот на такую каталку, что стоит в углу. Ей было лет шесть или семь, она цеплялась за маму и плакала от страха. Боялась, что родители сейчас уйдут, оставят ее одну, наедине с суровой тетей в белом халате, нестерпимо пахнущей лекарствами.

Она смотрела в окно, на парк, где гуляли пациенты, и прислушивалась к звукам в коридоре. Ей было страшно и тоскливо. Почти как тогда, в далеком детстве. Только в тот ужасный день рядом с ней были отец и мама, и, хотя в глазах матери плескался страх, оба они, ее родители, улыбались и утешали девочку, как могли. Обещали повести в цирк, как только она поправится, купить ей самое большое, какое только найдется, мороженое. А потом оказалось, что никакого аппендицита нет и в помине, и ее на следующий же день выписали.

И вот Альбина снова в больничном коридоре. Но теперь не на каталке, а на своих собственных ногах. Стоит у окна в белом халате, наброшенном поверх уютного мягкого платья из ангоры, и с тревогой прислушивается: не раздадутся ли шаги высокого доктора в очках. Скоро он выйдет из палаты, подойдет к ней и вынесет свой приговор ее отцу.