От вчерашней непогоды не осталось и следа: небо было чистым и безоблачным, трава и листья на деревьях давно высохли.
Альбина накинула халат и вышла в большую комнату. Алексея уже не было, исчез и его рюкзак. Постель, аккуратно сложенная, лежала в углу дивана. Часы показывали четверть двенадцатого.
Ей стало отчего-то немного грустно. Может быть, оттого, что она не простилась с ним. За эти несколько дней Альбина так привыкла к его присутствию, что теперь, когда он ушел, комната, залитая солнечным светом, показалась ей пустой и неуютной.
Она прошла через кухню и увидела, что входная дверь приоткрыта. Выйдя во двор, заметила Артема, присевшего на корточки возле куста крыжовника. Подняв голову, мальчик сказал:
— Привет. Дверь была не заперта, а калитка — нет. Я пролез через дырку. Ты спала, я не стал тебя будить.
Альбина догадалась, что Алексей, уходя, перемахнул через забор, не желая оставлять калитку открытой. Наверное, тоже не захотел ее будить.
— А где… Алексей? — спросил Тема.
Альбину удивила маленькая заминка, которую сделал мальчик, прежде чем назвал имя своего друга. Она вспомнила, что он уже давно не называет его «дядя Леший». Почему? «Понял, наверное, что лешие бывают лишь в сказках», — догадалась она.
— Уехал в Москву, — сообщила Альбина и, заметив отчаяние в глазах ребенка, быстро прибавила: — Он сказал, что вечером вернется.
Мальчик промолчал, а она вдруг подумала, что, так же как и Тема, боится: вдруг Алексей больше никогда не вернется.
Но почему? Почему ее так огорчает эта мысль? Потому, что с ним ей не так одиноко и не так страшно по вечерам в этом домике возле леса? Или потому, что он обещал помочь ей с документами? Или дело в чем-то ином?
День тянулся медленно и тоскливо. Альбина завершила работу над коллажем; потом они обедали, потом читали книгу вслух, смотрели телевизор, готовили, ужинали, рисовали. Она снова пыталась изобразить букет ромашек и васильков, но у нее снова ничего не получилось. Наверное, оттого, что цветы, вчера еще такие свежие, живые, теперь поникли, печально склонили вниз свои нежные головки.
Уголком глаза Альбина следила за Артемом. Он любил рисовать и обычно отдавался этому занятию со страстью, высунув от усердия кончик языка. На этот раз мальчик лениво, без всякого энтузиазма водил кистью по альбомному листу, а глаза его то и дело поднимались к окну или часам, громко тикающим на стене. На его лице застыло напряженное выражение, словно он внимательно прислушивался к звукам, доносившимся с улицы.
За окнами стало смеркаться, и Альбина, задернув занавески, включила свет. В это время мальчик всегда уже шел домой с гостинцем для собаки, но сегодня он даже не шелохнулся, будто прилип к своему стулу. Окунал кисточку в краску, после чего медленно водил ею по листу.
Потом Тема все же поднялся со стула и сказал, не глядя на Альбину:
— Пойду отнесу Шарику еду. Не закрывай калитку, я еще вернусь. Хочу дорисовать картину.
Она достала из холодильника банку с остатками ужина и отдала ему. А когда калитка во дворе хлопнула, подошла к столу, заглянула в его альбом, но не увидела ничего, кроме темно-коричневых и синих линий, идущих от одного края листа к другому.
Через полчаса Артем вернулся.
— Как там Шарик? — поинтересовалась Альбина.
— Хорошо. Еда ему очень понравилась. Он передает тебе спасибо.
— Отлично. Я рада.
Артем снова уселся за стол и вынул из банки с водой кисточку. У Альбины не было больше никакой охоты рисовать увядающий букет, она взяла книгу и стала читать. Наблюдая, как мальчик механическими движениями водит кистью по листу, предложила:
— Хочешь, почитаю тебе вслух?
— Нет, — ответил он равнодушно, — не надо.
Она догадалась, что он все так же прислушивается к звукам вечерней улицы и не хочет, чтобы она своим чтением вслух помешала этому его занятию.
Альбина тоже ждала. Ждала, когда, наконец, скрипнет калитка, застонут ступени под ногами Алексея, и он войдет, улыбаясь устало, и вместе с ним в дом ворвутся запахи леса, травы, дорожной пыли…
Он не приехал. Хотя до ее домика не доносились звуки с железной дороги, Альбина знала, что последняя электричка из Москвы уже давно проехала мимо их станции. Строки расплывались перед ее усталым взором, и она не замечала, что уже в четвертый раз перечитывает одну и ту же фразу, не понимая ее смысла.
На столе лежал альбом, на нем — высохшая кисточка. Тема спал на диване, свернувшись калачиком, подложив под щеку ладошку, испачканную в краске.