Безнаказанность, безопасность и полный кайф. Что еще желать нормальному мужчине, который у всех на виду?
«Что-то мне подсказывает — второго раза не будет. Чем-то я ее спугнул. Жаль. Ну да ладно. А сегодня куплю путевки в Париж. Устроим с женой второй медовый месяц. Если только снова в гостиницу с арабами не поселят».
Дважды чуть не попав в аварию, Ирина с горем пополам все-таки дорулила до дома. Бесцельно побродила туда-сюда, слегка подпрыгивая, как заведенный механический куренок. Встала у окна, тараща бессмысленным взглядом. Насвистела обрывок популярной песенки. И, наконец, решительно выкорчевала из бумажного хлама в ящике стола линялую зеленоватую школьную тетрадь в клеточку. Восемнадцать листов. Без полей. Следующей находкой оказалась залежалая копеечная шариковая авторучка. Которая и в лучшие времена выдавала пасту незначительными порциями раз в год по обещанию, а теперь наотрез отказывалась порадовать хозяйку хоть жалким штрихом. Ручку пришлось долго осатанело расписывать, исполосовав всю обложку тетради до рваных лохмотьев.
Прочь сомнения. Настала пора решительных действий. Ирина задумчиво погрызла колпачок шариковой авторучки. Аккуратным почерком вывела первую фамилию. За которой последовал перечень давно и безнадежно вожделенных мужчин. Львиная доля имен принадлежала к отечественной и зарубежной киноиндустрии. Кроме них были там спортсмены, музыканты и даже кое-кто из заоблачных высот правительства. Гулять так гулять. Ирина азартно чиркала по бумаге, то вычеркивая, то прибавляя новые кандидатуры. Список вскоре разросся до устрашающих размеров.
Жизнь, наконец, обрела смысл.
И ей этот самый смысл жутко нравился.
Девушка машинально порылась в сумочке, брошенной поблизости, вцепилась в пачку сигарет, щелкнула зажигалкой и сладко затянулась сигаретой.
— Слишком толстый, вычеркиваем, — бормотала она, смахивая пепел с бумаги.
— О! Как я могла про тебя забыть! — прикуривая новую сигарету.
— Милый, ты сто восьмой в списке. Надо тебя переместить на двадцатое место, — вытирая пот со лба.
— Жрать хочется.
Последнее замечание на время остановило изыскания. Ирина бодро прошлепала к холодильнику и в испуге замерла. Там зеленело шевелящейся паутиной тело покойного сыра. И — больше ничего. Вспомнив про Нюсю, она было засомневалась, стоит ли сейчас напрашиваться в гости. Потом зло прихлопнула массивную дверь холодильника, впечатленная воспоминаниями гастрономических изысков Нюсиной кухни. Незаслуженно обделенный желудок отчаянно взвыл.
От волнения ее голова немного кружилась. Быть или не быть? Пожрать или поспать? Ирина взвесила все «за» и «против» и решилась. Большими глотками осушила стакан воды. Наспех приняла душ, надела самое миленькое нижнее белье. Вопреки здравому смыслу надушилась, почти уверенная в неправильности содеянного. Залпом выпила снотворное, вообразив давно и горячо любимого Шона О’Коннери. Приняв изысканно-пикантную позу, расположила себя на кровати. И провалилась в томительный сон.
Спустя некоторое время из спальни донеслась отчаянная сдавленная ругань, сопровождаемая пронзительным бурчанием голодного желудка.
В это же самое время Нюся пригласила Кото прошвырнуться по магазинам, плотность которых на душу населения превышала в городке разумные пределы. Их развелось великое множество, примерно по одному на десяток жителей. Это если учитывать однодневных младенцев и стогодовых стариков.
Многочисленность торговых оазисов планомерно привела к вполне понятной проблеме. Владельцам, большей частью происходящим из бывших республик, приходилось извращаться по части привлечения внимания со стороны горожан, не ожидавших такого нашествия. На вывески, рожденные отчествами, типа «Михалыч», публика уже не клевала. Тем более что каждый мог удостовериться в полном отсутствии российского духа внутри заведения.
На рабочей окраине наибольшей популярностью пользовались громадные призывы заглянуть «На огонек» и «Уважаемый», так как перед ними красовались наспех сколоченные столики, подступы к которым были усыпаны раздавленными белыми пластиковыми стаканчиками.
Жгучие представители руководства данными благами цивилизации регулярно выглядывали из дверей, чтобы удостовериться в безудержном безобразии, которому ежедневно предавался простой трудовой люд. Показательно — именно «На огонек» и «Уважаемый» первыми додумались отпускать товар в кредит. Продавцы вели учет на простынях из оберточной бумаги, записывая суммы, пропитые загодя.